Истории из ДОМА на Окраине..., (литературные рассказы, очерки, заметки) Опции

[ssweta]

Вадим Терницкий
"Недотёпа"

Недотёпа

Здесь, на третьем этаже старого, еще советского, недостроя, Артем Летов решил провести свою первую ночь в Зоне. Монотонно капала вода, просачиваясь сквозь бетонные стыки потолочных плит, громко и неприятно шуршала на ветру порванная полиэтиленовая пленка, которой невесть кто когда-то забил окна в конце коридора. Там, на улице, шел дождь, серой пеленою смазывая панораму брошенной земли. Быстро темнело, и замерзший, вымокший до нитки, Артем торопился найти место посуше, предпочитая цементную пыль всепроникающей влаге и сырости.
Позади бесконечного дня и прошлой бессонной ночи остались грязные электрички и обшарпанные вокзалы, чужие усталые лица и наглые плутоватые рожи, бурелом хвойного леса и контрольно – следовая полоса, словно гигантский шрам разделившая мир от края до края.
Летову казалось, что ему везло. Он не попался полицейским патрулям на последнем вокзале, инстинктивно отступая в толпу при их появлении. Потом миновал армейские, переждав в мокрых кустах вжавшись лицом в опавшую листву, их проход вдоль колючей проволоки. Первые, хоть и замечали обретенным на службе близ Кордона чутьем в разношерстной толпе людей интересующихся Зоной, но лениво пропускали многих по дороге туда, усердно подстерегая единиц по дороге обратно. Вторые, - уныло тянули «срочную», проклиная дождь, грязь свежевспаханной бороны и пустую перловку на завтрак, обед и ужин.
Артем думал, что умело обошел все кордоны. На самом деле, никому не было дела до шестнадцатилетнего пацана с пустыми карманами зеленой брезентовой куртки и тощим рюкзаком за спиной. Ну, примчался он сюда, в гиблый край, за романтикой и приключениями через полстраны, как сотни таких же мальчишек до и после него, и что? Ведь, чтобы состричь что-нибудь перед дембелем или, там, перед днем рожденья жены или дочери с пяти - десяти спешащих из Зоны бродяг, нужно пропустить туда не одну сотню таких вот «неустановленных лиц».
И вот когда эйфория от чувства, что всё-таки прошел, сменилась усталостью, а тяжесть от промокшего рюкзака и самодельного обреза в руках стала невыносимой, Артем вышел на этот одиноко стоящий панельный недострой.
Ступени к главному входу поросли зеленым мохом и вездесущим кустарником. Окна на первом этаже были забиты деревянными щитами. Выше - слепо смотрели в пространство темными проемами, отбивая любое желание приблизиться к ним вплотную. На верхнем, четвертом, лишенном потолка - крыши этаже, сквозь них виднелось серое предзакатное небо.
Еще, выглядывая из-за скрюченной сосны, Летов заметил полуразрушенный вход в подвал, но мысль лезть туда, отмел сразу. Даже, несмотря на заряженный ствол в руках, смелости на это ему точно не хватило бы.
Все же, несмотря на полное запустение, дом продолжал жить. К входу, по мху была протоптана узенькая тропинка, а несколько окон на третьем этаже, кто-то старательно заделал строительной пленкой. В мокрой траве можно было разглядеть пустые бутылки, сигаретные пачки, целлофан оберток и прочие следы человеческой жизнедеятельности, во множестве разбросанные вокруг.
Встречи с людьми, Артем почему-то не боялся и потому, решение заночевать наверху быстро созрело само собой. Впрочем, дом оказался пуст. Найдя сухую комнату, без окон, с черным кругом кострища посередине и запасом дров, бережно сложенным у стены, Артем обессилено присел на поленницу и на минуту закрыл глаза. Сил на то, чтобы разжечь огонь не осталось. Дрожь, охватившая в лесу под дождем все тело, постепенно отступала.
Впервые, за несколько дней, он подумал о маме. Вряд ли, короткая записка в два слова, которую он написал ей после бурной ссоры, связанной с его отчислением из десятого класса смогла её успокоить. Но, ведь так тоже нельзя! Он же живой человек, личность, в конце концов, а не частная собственность.
Но, на полную независимость Артем пока не претендовал, и потому направился именно сюда. Ярость на мать, сподвигшая его на этот отчаянный шаг, сходила на «нет», и Артем уже жалел, что не взял с собой мобильник.
Незаметно для себя, парень уснул.
С тихим звоном рюмка опрокинулась и покатилась по непокрытому скатертью столу. Послышался приглушенный голос чертыхнувшегося отца и, следом, тихий успокаивающий, матери. Сквозь неплотно прикрытую дверь в спальню Артема проникал электрический свет, а вместе с ним и разговор родителей.
Сегодня, как всегда поздно вечером, приехал отец. Кажется, снова только за тем, чтобы затемно уехать завтра утром, оставив пухлые пачки иностранных денег им с матерью на безбедную жизнь и лично ему на новый ноутбук, дорогие джинсы, велосипед или скутер.
Поговорить с отцом удалось всего полчаса, после чего он был безжалостно отправлен спать. Родители слишком редко и мало виделись, и им, естественно, нужно время, чтобы побыть вдвоем. Это понятно. Но, конечно же, Артему не спалось.
- Совсем поседел, - донесся голос матери после того, как авария на столе была устранена, и они все-таки выпили.
- Ерунда,– после паузы рассеянно отозвался отец. - Как вы тут?
- Привыкли. Артем учиться совсем не хочет. Ему отец нужен.
- Ну, я же не могу его взять с собой! Там ад, ты себе всего этого даже представить не сможешь, спокойно только у нас на «Ростке»,но ведь я должен быть там, чтобы защитить вас… Это мой долг.
- А о том, чтобы вернуться домой, ты даже не думаешь. Долг, долг… Твоя страна всю жизнь вытирает о тебя ноги, засунула в самую жопу и бросила, а ты как идиот всё служишь и служишь. Выдумали сами себе какой – то долг… - Голос стал одновременно злым и обреченным. – Жил–был гвардии майор Летов, и в раз стал капитаном Стальным какой-то нелегальной группировки.
Артем никогда не слышал таких грубых слов из уст матери, и у него от неожиданности закружилась голова и похолодело в груди. Это смешанное чувство жалости и страха росло в нем и крепло, заполняя сознание без остатка. Голоса становились все глуше и глуше, словно он опускался на дно колодца, а они оставались наверху, и Летов наконец проснулся.
Что-то изменилось. Он всё также сидел на бревнах, и все так же капала вода с потолка, шуршала рваная пленка, далеко за окном шел дождь. Вот только ко всему этому добавилось новое. Нет, не звук, а ощущение, что он теперь здесь не один.
Мокрая одежда, высыхая прямо на теле, не прибавляла тепла, и его вновь затрясло, толи от холода, толи от страха. Не включая фонарь, Артем сидел, вслушиваясь в ночь, нацелив оружие на дверной проем.
«Сколько же я проспал, черт, чудом ведь не съели», - подумал он, поудобнее перехватывая обрез, и вдруг отчетливо услышал, как под чьей–то неосторожной ногой или лапой хрустнула бетонная крошка, и камушек гулко поскакал вниз по лестнице с третьего этажа на первый.
Почти сразу же темнота на миг рассеялась в луче фонаря, мелькнувшего вдоль коридора. Летов облегченно вздохнул. Стрелять в людей не хотелось.
- Здесь я, Артем, больше никого нет! – Хрипло, после долгого молчания прокричал он в темноту.
Пришедший явно замешкался, луч фонаря вновь заплясал вдоль коридора. Потом замер, равномерно освещая порог приютившей Артема комнатки. Парень вдруг отчетливо представил, что фонарик прикручен к стволу и смотрит пришелец сквозь прорезь прицела, готовый выстрелить в любую секунду.
Больше ничего не происходило. Ни звука, ни движения Артем уловить не мог. Глаза парня постепенно привыкали к свету, а пауза стала затягиваться. И Летов не выдержал.
- Здесь только я! – снова завопил он в пространство.
Луч света дрогнул.
- Ты что орешь, придурок? – спросил пришелец молодым резким женским голосом. – Выходи, давай. Медленно.
Летов почувствовал, как гулко забилось в груди сердце. Он ожидал чего угодно, но только не того, что пришелец окажется женщиной. Ну и выходить под прицел тоже было жутко. Потому он решил не спешить.
- Ну, чего ты там? – раздраженно выкрикнула девица. - Гранату бросить?
- Иду, - вздохнул Артем, - только я тоже фонарь включу.
- Давай, давай, придурок, не тяни, только сначала руки мне покажи, а потом весь вылазь.
Летов включил фонарь и, взяв его в левую руку, приблизился к дверному проему. Обрез он оставил у поленницы, и теперь чувствовал себя беззащитным и голым. Выставив на секунду руки, он, зажмурившись, шагнул в коридор на свет.
- Блин, ты еще и без оружия? – из голоса девушки ушло раздражение, и теперь он стал даже приятным.
- Там обрез, - кивнул Артем на приютившую его комнату.
- Обрез у него, - девушка опустила оружие, и луч света ушел в сторону. – Ты дверь внизу, что не запер? В лифте родился, чучело?
- Я не знал, - виновато протянул Летов, ощущая, какая уверенность исходит от этой ночной гостьи (или хозяйки?) и невольно подчиняясь её сильному голосу.
- А костер чего не развел? Спичек нет или забоялся? - девушка включила фонарь, висевший у нее на груди и, выключив первый, действительно примотанный к стволу, закинула автомат за спину.
- Уснул, – нехотя признался Артем.
Девушка промолчала, видимо, не нашлась, что ответить. Обойдя Артема, она вошла в комнату, взяла охапку дров и, присев, принялась разводить огонь. Летовский обрез она брезгливо отпихнула ногой в дальний угол. Парень так и стоял в дверях не решаясь приблизиться.
- Заходи, чего встал? – не оборачиваясь, произнесла она, когда пламя разгорелось. – Жрать охота.
В свете костра Летов наконец рассмотрел незнакомку. Это была совсем молодая, не старше двадцати лет, девушка с миловидными чертами лица, пронзительным взглядом и «конским хвостом», вызывающе торчащим из под кепки, на манер Сары Коннор из небезызвестного фильма. Английский «Энфилд» висевший за спиной стволом вниз только усиливал сходство с этим голливудским персонажем.
Одета она была в недешевый импортный комбез, безупречно облегавший фигуру. Артему сразу бросились в глаза нашитые на левый рукав липучки. Такие же он видел у отца, служившие тому для того, чтобы быстро снять шеврон с изображенной на нем мишенью на красном щите. Понять бы, что изображено на шевроне, который прятала его новая спутница.
- Значит, ты у нас Артем, – с утвердительной интонацией вновь заговорила девушка, после того, как сходила за рюкзаком, оставленным на лестничной клетке, и вытащила из него две банки натовского рациона. – Ты, кстати, на лестницу не ходи, я там растяжку поставила.
Артем, доставая все свои припасы и гостеприимно раскладывая их перед девушкой на расстеленный брезент, заменивший стол, возмущенно хмыкнул. В том смысле, что никуда он ночью не собирался идти.
- И откуда ты такой взялся? – с жалостью посмотрела на него сталкерша.
- Я на электричке приехал, сегодня, - с набитым ртом проговорил Летов. - У тебя нет телефона?
- Да откуда здесь сотовая связь? – Отмахнулась девушка, - погоди, ты хочешь сказать, что еще сегодня был за Периметром?
- Да, а что? – Артем непонимающее посмотрел на спутницу.
- И за один день ты дошел сюда, на АТС?
- Ну, да, мне вообще-то на «Росток» надо.
- А кто тебя пустил? И кто обрез дал? - казалось, сталкерша была действительно изумлена признаниями Артема.
Тот пожимал плечами, не понимая сути ее удивления.
- Да никто меня не пускал, переждал патруль и переполз. А обрез на вокзале дядька продал. Не дорого.
- Он у тебя хоть стреляет? Никто тобой пообедать не пытался?
- Нет, не пытался, здесь вообще очень тихо и хорошо.
-Да уж, просто прекрасно. А что ты на «Ростке» забыл?
- Я отца ищу, - вдруг сконфузился Артем, - Летов, фамилия, не слышала?
- Нет, конечно, тут фамилии не в ходу. Я, например, Лира, а ты – Недотёпа.
- Почему Недотёпа? – обиженно протянул Артем.
- Потому, что если все, что ты говоришь, правда, то, получается, ты в одиночку за день прошел маршрут, на который не все сталкеры группой встают. – Лира стала картинно загибать пальцы. - Потому, что даже не проверил, стреляет ли твоя пуколка. Потому, что тебя ни одна тварь не съела, наверное, не поверила своим глазам, что такое распи… А-а! Бывает. Потому что, не ограбил тебя никто мимоходом и не убил, просто, чтоб под ногами не болтался.
Девушка поднялась на ноги. И возбуждённо заходила взад вперед по комнате.
- Да в конце – концов, потому что, в аномалию ни в одну не вляпался! Ты их видел хоть?
- Нет, не видел, - огрызнулся Летов, - я не маленький мальчик и смог бы за себя постоять.
- Ага! Да ты дрых, Недотепа, и когда заходил, так наследил, что я даже в темноте разглядела, что здесь чужой!
- Что же ты тогда не смогла подкрасться ко мне, а? Да если бы я не крикнул, то лежать бы тебе сейчас с башкой нашпигованной дробью! – Артем в свою очередь тоже вскочил на ноги.
- Ну, это, если только твоя пушка стреляет, - спокойнее, видимо, все - таки переживала за свой промах с шумом на лестнице, ответила Лира. – Кстати, было бы неплохо обрез твой проверить.
- Не хотелось шуметь.
- Шуметь, конечно, не стоит, но здесь относительно безопасно, наши рядом совсем.
- А ты почему одна ночью?
- Отстань, ладно? - Девушка снова опустилась к костру. – Я, может, ночь люблю.
- Ночью спать надо.
- Раз ты сегодня спал, будешь дежурить. Спать-то всего четыре часа осталось. Завтра попробую тебя к «Ростку» вывести. Но на саму базу я не пойду, даже не думай.
Она сидя устроилась на дровах, где еще недавно спал Артем, привычно обхватив руками согнутые в коленях ноги.
- Я сплю чутко, - заявила Лира приглушенным голосом, - станешь подкрадываться – яйца отстрелю.
Артем ничего не ответил. Вскоре, девушка затихла, перестав моститься поудобнее, а он сидел, смотрел на тусклое пламя костра и слушал дождливую ночь. Почему-то, мысль о том, что он охраняет сон молодой девушки, грела его изнутри. Лира. Красивое имя. Интересно, поверила ли она его рассказу. Нет, конечно, он не был наивным простачком, как это могло показаться из его несложных ответов. Но, отвечая вооруженной сталкерше, Летов старался быть предельно откровенным. Умолчал только о том, что в потайном кармане у него есть тугой рулончик европейских денег, ну и о том, что знает, как здесь, в Зоне, называют его отца.
Первоначальный план был прост: проникнуть за периметр, найти любого человека с нашивками клана «Долг» и попросить провести его к капитану Стальному. Вот только Зона оказалась больше, чем он думал, и Лира, со своими снятыми нашивками, своим появлением спутала все карты. Да ещё и здорово напугала его своими расспросами. Он не мог себе представить, что та Зона, что он видел в хрониках по ТВ, читал в газетах и слышал от отца, начнется сразу за колючкой. Выходило, что ему крупно повезло, раз он за целый день не встретил в лесу ни мутантов, ни аномалий или очагов радиации, ни грабителей - убийц. Про мутантов и аномалии он немного слышал от отца. Можно было пройти в десяти шагах от какой-нибудь «карусели» и ничего не заметить. Но вот мутанты, по идее, при встрече должны были поставить крест на его жизни. Повезло.
Время текло медленно. Подбрасывая в костер тоненькие щепки, Артем старался не заснуть. Небо за окном начинало светлеть, меняя черный ночной оттенок на привычный, серый. Дрова закончились, а подходить к спящей на запасе сталкерше, Летов не рискнул.
Дождь стих. Монотонное капанье с потолка доносилось до его слуха все реже и реже, а треск прогорающих углей успокаивал и создавал некое подобие первобытного уюта. Незаметно, глаза парня закрылись сначала на две секунды, потом на пять, потом…
Потом, он шел по бесконечному лугу, по высокой, в пояс, ослепительно ярко-зеленой траве, сжимая в руках АКС, как на стрельбище, когда в детстве отец брал его с собой. И тяжесть серьезного оружия в руках придавала Артему такой уверенности в себе, что он совершенно ничего не боялся. Хотя он точно знал, что находится в Зоне, где умереть можно в любую секунду.
В нескольких шагах впереди него шла девушка в натовском комбинезоне и с их же оружием в руках. Он не знал, кто это, но знал, что это - самый родной человек на планете. Вот, она останавливается, оборачивается… Боже, как она красива! Артем смотрит в ее огромные синие глаза и чувствует, как от приятной тяжести внизу живота и от переполняющей душу нежности замирает в сладкой истоме сердце. А девушка, Лира, конечно же, это она, улыбается самой прекрасной улыбкой на свете и протягивает к его лицу руку. Но вместо ожидаемой ласки, на встречу которой его тело потянулось само, она вдруг резко и больно бьёт его в ухо…
- Ну, ты и скотина! Вправду, Недотёпа! – зло прорычала сталкерша. – Ещё раз заснешь на посту, застрелю сразу. Даже будить не стану, придурок!
Артем вскочил, потирая ушибленное ухо. За окном было уже светло, костер безнадежно погас, а Лира, полностью собранная и даже, кажется, умытая, стояла и хмуро смотрела на него, уперев руки в боки.
- Пойдешь впереди, спину я такому, как ты, не доверю, - вынесла сталкерша свой вердикт, после критического осмотра новобранца.
Артем, переживавший резкую смену контраста между сном и реальностью, старался молчать. В жизни, Лира была ему не так симпатична, как во сне, но что-то такое, наверное, есть в ней, чем она смогла зацепить его, раз подсознание выкинуло такую штуку.
Выбравшись из здания, Лира, осмотревшись, неопределенно махнула ему в западном направлении.
- Шагай, ориентир сосна без верхушки. Видишь?
Летов не ответил, делая вид, что обиделся за утреннюю оплеуху, хотя на самом деле, чувствовал себя виноватым и зла на сталкершу не держал. Помня ночные разговоры про мутантов, он, держа наготове обрез, пошел в указанном направлении.
Идти через редкий лес, практически лишенный подлеска, с множеством людских и звериных троп, было легко. Дорогой, Артем старался найти хоть одну аномалию, но, сколько не вглядывался по сторонам не смог ничего разглядеть. Разве что, большее количество сухих и полусухих деревьев отличало этот лес от обычного.
В целом, сегодняшний поход ничем не отличался от вчерашнего. Ничего из того, чем пугала его сталкерша не происходило и Летов, поневоле, задумался о том, как пройдет его встреча с отцом. Безусловно, он не одобрит того, что сын бросил учебу. Для отца человек без профессии вообще не человек. А он, ничего не понимал ни в органической химии, ни в алгебре, ни в геометрии, да и не хотел понимать. Книги, которые следовало читать по школьной программе, казались ему глупыми, скучными и ненужными. Мать отдала его в автошколу, так его выперли оттуда за то, что не учил устройство карбюратора. На фиг водиле знать названия жиклеров? Этого он не мог понять.
Мать всегда твердит, что он ничем не увлекается, но это же не так! Вот, Лира, тащит английский «Энфилд», а он, мог бы рассказать на память, как правильно называется, в каком году и кем была разработана эта штурмовая винтовка, какова ее скорострельность, емкость магазина, принцип действия, вес и многое – многое другое. То же самое, практически про любое стрелковое оружие или, например, танк.
Или еще он любит рисовать. В седьмом классе, на рисовании, задали нарисовать рисунок ко Дню Победы и он, устав от бесконечных цветов, орденов и георгиевских ленточек, нарисовал сожженный немецкий танк и четыре березовых креста рядом. Уже четыре года прошло, а он до сих пор гордится этим рисунком. Ну а училка, поставила ему тройку, за мрачность. Разве это справедливо, когда, взрослому человеку, учителю, приносят двадцать пять нарисованных букетов и один танк, а она гасит своей тройкой индивидуальность, отбивает стремление к оригинальности, и превращает личность в быдло, такое же, как и сама? Чему же могут научить в такой школе? Не выделяться? И зачем такая школа нужна?
Мысленно доказывая отцу свою правоту, Артем не заметил, как заговорил вслух. Лира отреагировала моментально.
- Ты что там бормочешь, дурак? – раздраженно проговорила она. – По сторонам лучше смотри, Недотёпа.
Летов удивленно обернулся:
- Так тихо же кругом!
-Тихо? – с угрозой в голосе переспросила девушка и, подобрав шишку, сильно бросила ее метров на десять влево от дороги. Туда, где чуть заметно кружили по часовой стрелке редкие желтые листья и хвойные иголки. «Карусель» мощно выдохнула, разряжаясь, подняв в воздух облако прошлогодней листвы.
Артем от неожиданности открыл рот.
- И много мы их прошли? – только и смог спросить он.
- Достаточно. Там мелькнуло что-то, пойду, гляну. Тут стой.
Летов восхищенно смотрел, как Лира, натянув толстую резиновую перчатку, стала подходить к аномалии напружиненной походкой, как-то по-особому расставив руки и ноги. Подойдя в плотную, она резко присела, так неожиданно, что Артем чуть не сорвался на помощь, помедлив секунду только из опасения быть в сотый раз высмеянным. Этой секунды промедления хватило девушке для того, чтобы выпрямившись, повернуть обратно к тропинке, зажав что-то в ладони.
Подойдя к Летову, сталкерша разжала ладонь. На ней оказалось два темно – синих округлых камушка, тускло сверкнувших на выглянувшем из-за туч солнце.
- Вот смотри, Недотёпа, это «брызги» - дешевые – дешевые артефактики. Они не опасные, клади один в карман. Говорят, немного от радиации помогает.
Артем осторожно взял один артефакт с ладони девушки и бережно положил в карман.
- Второй я оставлю себе, на память, - со смешком продолжила Лира, - не каждый день Зона таких придурков принимает.
- Слушай, если я такой идиот, что же ты со мной возишься? – не выдержал Летов.
Девушка пристально посмотрела ему в глаза, он не отвел взгляда.
- Дура. – Вдруг призналась она серьезным голосом. – Пошли, итак времени много потеряли.
За день они прошли немногим меньше десяти километров, только один раз останавливаясь на привал. За это время Артем, под руководством Лиры научился обнаруживать и различать некоторые аномалии по косвенным признакам, прослушал лекции по классификации артефактов и мутантов, а так же про группировки сталкеров, орудующих в Зоне. И отдельно, про смертельную войну «Долга» и «Свободы» - двух самых сильных и непримиримых кланов на территории Зоны. Спросить к какому клану принадлежит Лира, он не рискнул, но то, как зло она рассказывала о «Долге» ему не понравилось. И если всё, о чем она говорила, правда, то любить их действительно было не за что. Но как-то с трудом верилось, что его отец безжалостный убийца, не разбираясь сметающий на своем пути всё, связанное с Зоной, будь-то мутант или человек из соседнего клана. Хорошо ещё, что она про капитана Стального ничего не рассказала, а то бы такая информация здорово пошатнула его мировоззрение. Хотя, может, про отца она и не знала ничего такого. В общем, прямо спросить её, Артем не решился.
Ближе к вечеру, когда лес остался далеко позади, Лира стала проявлять признаки беспокойства. Сначала, пошла первой и приказала Летову идти за нею след в след на расстоянии пяти шагов. Видимо, идти по зоне с неопытным новичком, оказалось дольше, чем одной и они не успевали к месту безопасного ночлега.
Когда солнце зашло за горизонт, сталкерша начала заметно психовать, пресекая любые попытки Артема заговорить. Тем более, снова пошел дождь, небо заволокло свинцовыми тучами, сокращая и без того небольшой остаток светлого времени суток.
- Здесь усадьба колхозная недалеко, успеть бы, – обернувшись проговорила девушка, когда стало почти темно. – В поле нам точно до утра не до жи…
Близкая молния огненной змеёй рассекла небо надвое. Почти сражу же, раздался гром, заглушив слова сталкерши, но Артем ее прекрасно понял. А еще он заметил, когда на миг посветлело, что на пригорке, всего в каких-то пятнадцати метрах от них, стоит какой-то волк и нюхает воздух, высоко задрав крупную голову.
- Зверь! – предостерегающе крикнул Летов, но Лира, должно быть, заметила опасность сама, так как уже присела на одно колено, вскинув свой «английский бычок» к плечу. Примерно минуту ничего не происходило, Артем, ослепленный молнией, вглядывался в темноту, переводя взгляд с места на место, но все-таки пропустил момент атаки. Промелькнув сбоку серой тенью, мутант сбил сталкершу с ног. Вскрикнув, Лира повалилась на спину, роняя оружие, но успела схватить за горло тянущегося к лицу пса. Как бы хорошо не была подготовлена девушка, противостоять животной мощи мутанта долго она не могла. Спустя секунду, она почувствовала, что проигрывает бой.
«Вот и всё» - пронеслось в ее голове, когда её хватка на горле мутанта стала ослабевать, и зловоние оскаленной пасти ударило в нос. Вдруг, над самым ухом оглушительно прогремел сухой ружейный выстрел. Тело мутанта сразу обмякло и потяжелело, на лицо обильно брызнуло теплое.
- Работает! – словно сквозь вату в ушах, услышала девушка, восхищенно – напуганный голос Артема, спихивая с себя мертвую тушу.
- Молись, сука, чтоб это не стая была, - прохрипела она, поднявшись, шумно дыша. И вдруг, громко закашлявшись, резко согнулась пополам.
Пока Лиру неудержимо рвало, Артем, отвернувшись, дрожащими руками пытался перезарядить обрез. Девушку он не осуждал, его и самого мутило – приходилось, то и дело, сглатывать жидкую кислую слюну.
Все-таки, это была не стая. Они как могли быстро покинули место схватки. Отобрав у ослабевшей Лиры рюкзак, Артем пошел первым. До усадьбы оставалось совсем немного.
- Везет тебе, Недотёпа, - проговорила девушка, когда они забрались по трухлявой лестнице на чердак брошенной конторы и затащили её за собой, - Любой другой, точно на стаю напоролся бы. Поделись удачей.
- Запросто, - серьезно ответил Артем, впервые не обидевшись на «Недотепу». Наверное, сказано это было как-то иначе. Гораздо теплее, чем утром.
Разместившись у печной трубы под неплохо сохранившейся шиферной крышей, Артем, не опасаясь быть замеченным снаружи, включил фонарь и, намочив водой из фляги носовой платок, стал вытирать засохшую кровь мутанта с лица девушки. Она, прикрыв глаза, не сопротивлялась. И даже когда Артем неожиданно для самого себя поцеловал ее в губы, она вдруг ответила на поцелуй и, обняв за шею, стала опускаться на спину, увлекая парня за собой. Путаясь в бесконечных молниях, он все же нашел ее упругое тело, а она, беззлобно смеясь его неопытности, сама направила Артема куда нужно.
Обессилив, они заснули обнявшись. К счастью, никто до утра не побеспокоил их сна. И только вечный дождь, стучавший всю ночь по крыше, стал свидетелем их маленького счастья.
Повторения утром не случилось. Лира всё больше, нахмурившись, молчала, только по необходимости отвечая на вопросы. Наскоро позавтракав, они спустились с чердака на землю. О том, что было ночью, девушка не проронила ни слова, вот только Летов видел, что смотрит она на него теперь совсем по-другому.
Спустя час, Лира, идущая впереди, остановилась.
- Пришли. Вон, плиты впереди, видишь? – спросила она подошедшего Артема. – Это блок-пост «Долга». Мимо них на «Росток» не попасть. Даже не знаю, что ты им скажешь.
- Скажу, что я Артем Летов, сын капитана Стального, - уверенно ответил Артем.
- Так ты сын Стального? – девушка, казалось, была ошеломлена.
-Да. Прости, что не сказал тебе раньше.
Он подошел к Лире в плотную, и взял ее ладони в свои.
- Спасибо тебе, - голос его дрогнул. – Может, ты все-таки со мной?
Девушка молчала. Артем вдруг увидел, что по её лицу потекли слёзы и она, выдернув свои ладони из его рук, поспешно смахнула их.
- Нет, - наконец, ответила она. – И учти, Недотепа, увижу тебя в долговской форме, буду стрелять.
С этими словами, Лира вытащила из кармана шеврон, на котором изображена волчья голова и вышито слово «Воля». Прицепив его на левый рукав, она, не оборачиваясь, зашагала прочь. Летов долго стоял и смотрел ей в след.
«Ничего», - подумал Артем, - «раз уж вторая из двух «брызг» осталась у меня, значит, мы обязательно будем вместе».

[ssweta]

Вадим Терницкий
"Сука любовь"

Сука любовь

Простреленный бок то и дело дергало, а при малейшем неосторожном движении боль разливалась по всему телу. Так, зажимая рану правой рукой и волоча за ремень автомат в левой, Гусь ввалился в полуразрушенный сарай с распахнутой ветхой дверью. Кое-как закрыв её за собой, он, опираясь рукой о стену, пробрался в самый дальний угол и уже тут обессилено рухнул на кучу бесформенного тряпья.
На улице быстро темнело, в сарае и вовсе был полумрак, но даже в потемках были заметны мокрые следы его ладони на посеревших от старости кирпичах. О том, что внутри может быть опасно, он, конечно, подумал, но отнесся к этому почти безразлично. С такой раной ему без помощи не выжить, а ждать её Гусю было решительно неоткуда. Слабость накатывала волнами, глаза то и дело непроизвольно закрывались, и сталкер на секунду проваливался в спасительное беспамятство. Однако, видения из прошлого, что подсовывало ему подсознание, были настолько жестоки, что он толчком возвращался в реальность, наставлял ствол в сторону дверного проема скрюченными от холода пальцами, боясь одного – не успеть выстрелить, когда за ним придут люди, всё-таки убившие его два или уже три часа назад.
Ничего не предвещало беды, он как обычно бродил по невысоким холмам среди аномалий южнее Агропрома, собирая свою обычную мелочевку, когда вдруг он увидел, как к нему быстро приближаются несколько человек в кожаных куртках и капюшонах. Врагов у Гуся вроде не было, хабара тоже, поэтому он не сразу испугался, а когда услышал, возглас одного из бандитов, что, мол, попался, Седой, даже немного успокоился, определив, что его приняли за другого. И когда над головой свистнула первая пуля, просто дал короткую очередь для острастки в их сторону. Фигура одного из преследователей смешно дернулась, сложившись пополам, упала вперед, и так застыла в позе эмбриона. И тогда сталкер принялся бежать, справедливо полагая, что сможет оторваться от них в узких проходах среди аномалий, но правый бок предательски дернуло и, выронив оружие, Гусь упал на спину, съехав с бугра по пожухлой мокрой траве. Впрочем, преследователи замешкались, отыскивая путь, что позволило ему, подобрав автомат и зажимая рукой простреленный насквозь бок, попытаться уйти без надежды на спасение.
В сарае совсем стемнело. Холод, высасывая последние силы, добрался до каждой клеточки измученного тела и сталкер то снова бредил, то забывался в беспамятстве, то вновь приходил в себя, яростно пяля глаза в сторону едва различимой двери. Он не надеялся дожить до утра, но и прервать свои мучения разом ему не хватало смелости. Не хватило тогда, не хватало и сейчас.
Путь в Зону у каждого свой. Сейчас, перед лицом смерти, у Гуся перед глазами ясно вставала картина тех событий, двухлетней давности, что привели его сюда в поисках забвения или смерти.
В тот вечер, когда все началось, Владимир, как обычно последние два месяца, долго сидел в машине после работы под окнами своего дома. Пил. Была зима, стояли морозы, но печка работала исправно, создавая автономный уют. Тихо играло радио, подходила к концу вторая за день пачка сигарет, дорогой коньяк медленно таял. Домой, к жене не хотелось. Не потому, что она была стерва, отнюдь, они счастливо прожили десять лет, просто Владимир влюбился. Самым наипоганейшим образом. В Женьку. В ту, в которую, было нельзя. Потому, что дружили семьями, потому, что это было по-настоящему подло. В этом не было ничего необычного,- служебный роман, - такое случалось на нашей грешной земле миллионы раз. Слишком много времени они проводили вместе, слишком много думали друг о друге и симпатия переросла сначала в привязанность, а потом… А потом, оказалось, что все всё видели, и его жена и её муж, и вообще все вокруг, кроме них самих. Что они этого ждали. Ждали и боялись. Боялись и дождались.
Они даже не были вместе. Не успели. Не хватило смелости предать своих до конца, а через две недели, с тех пор, как он пришел домой, и признался жене, что любит Женю, всё кончилось. Две недели его дом становился адом. Жена, то в ярости бросалась на него, лупцуя по роже, то признаваясь в любви, умоляла не уходить. И Владимир каждый вечер оставался, зная, что всё равно завтра уйдет. И она, наверное, в душе понимая, что не удержит его, пускала в ход все свои женские средства, пока не осталось последнее…
Два сегодняшних скандала остались далеко позади. На смену тоске и злости пришла пустота в груди. Пустая резная бутылка отправилась в сугроб по красивой дуге, двигатель смолк, и Владимир с трудом выбрался из машины, просидев в ней четыре часа. В комнате были жена и сын. Еще где-то поблизости кружила теща, которая, долго не зная в чем дело, принимала размолвку между ними на свой счет. Не обращая на них внимания, он, шатаясь, разделся и упал на диван. Спустя минуту, жена растолкала его, и, протягивая пустую упаковку из – под таблеток, заявила торжественным голосом:
- Я выпила их все. Я больше не буду тебе мешать…
Он даже немного протрезвел, сбегал за марганцовкой к соседям, круто развел, и заставил ее выпить. Она не хотела, но тут её стало вырубать и она сама испугалась. Он притащил ей ведро, её рвало, но слабость только усиливалась, и он побежал вызывать скорую.
А семилетний сын, плакал, пытался открыть ей глаза, и страшно кричал:
- Мамочка, я тебя очень – очень сильно люблю, ты только не умирай!
Но она уже была без сознания.
Врачи промывали желудок, делали кучу уколов. И, в конце – концов, увезли её с собой. Он не поехал с ней, был слишком пьян, поехала мать, теща, которая беспрерывно плакала и причитала, обвиняя его во всем. Сын, обессилив от истерики, уснул. Стало тихо. И только тут Владимир безудержно разрыдался.
Рано утром его разбудила теща. И по ее страшному опухшему лицу, он сразу все понял. И тогда, мучаясь от жуткого похмелья, оказывается, от дорого коньяка натощак тоже бывает похмелье, он бежал прочь из дома, прочь от любви и от жизни. Прочь от себя…
Что-то изменилось вокруг. Гусь очнулся, удивляясь тому, что еще жив, перехватил автомат поудобнее, силясь вспомнить, сколько патронов осталось в магазине. Его все также трясло от озноба и от нахлынувших воспоминаний, но адреналин, попав в кровь, вдруг придал ему бодрости и ясности ума. Где-то совсем рядом хрустнула ветка под чьей-то неосторожной ногой, и сталкер весь подобрался, готовясь подороже отдать свою тающую жизнь.
Мелькнул свет налобного фонаря, и Гусь выстрелил сквозь дверь, радуясь тому, что это не собаки пришли на запах его крови.
- У–у! Мать! – донеслось снаружи, и сталкер понял, что снова не промахнулся, - ты кто такой, мать твою!!
- Гусь, вольный, уходи. Я буду стрелять, - крикнул он в ответ фальцетом, и вдруг мучительно закашлялся, обдирая пересохшее горло.
- Вот, сука! Я тоже вольный, Винтом кличут. Ты же в меня попал!
- Извини, меня мародеры подстрелили, я их ждал.
- Лучше бы они тебя завалили, у-у, бля!
- Куда я тебя?
- В плечо, а тебя?
- В правый бок, навылет.
- Давай зайду, гляну. Не стреляй.
- Заходи, я уже не жилец, крови потерял не меряно.
Снова зажегся свет фонаря, и дверь осторожно открылась. Гусь силился разглядеть вошедшего, но свет его ослепил, да и силы вновь стали покидать. Стараясь не потерять сознания, он сквозь сощуренные веки настороженно наблюдал, как Винт приближается к нему вплотную, готовый выстрелить в любую секунду.
- Вован, ты? – изумленно воскликнул вошедший сталкер, - вот, тварь, носит же земля тебя ещё. Но теперь-то, похоже, отбегался…
И тут Гусь узнал его. Владимир, тезка, Женькин муж. И что – то внутри перевернулось, хотя казалось, что там уже давно нечего переворачивать. Ужас сковал его душу. Кошмар, от которого он бежал все эти годы, настиг его перед самой смертью. Этого просто не могло быть.
- Блин, - сталкер обессилено опустил оружие. – Не может быть. Ты то, тут как?
- Сначала тебя искал, так и думал, что ты в Зону подался, потом просто тут жить стал.
Гусь закрыл глаза, привалившись затылком к стене. Бок ныл и дергал все сильнее, уже почти не выносимо, в ушах стоял гул, и голос Винта доносился как будто издалека. Но все - таки он спросил.
- Меня искал? Зачем?
- Убить хотел. Женя после того, как твою жену похоронили, сразу уехала, я целый год умолял её вернуться. А потом решил мстить.
Гусь молчал минут десять. Кажется, вновь впал в забытье. Винт занимался перевязкой плеча присев в трех шагах. Было тихо, настолько, что Винт вздрогнул, услышав вновь слабый голос своего главного врага.
- А мои как? Сын?
- А тебе какое дело? - огрызнулся Винт, со злостью в голосе.
- Не знаю.
- Плакал, сильно плакал. Потом они продали, что смогли, из мебели и вещей, и с бабушкой уехали. Я их не видел больше.
Они вновь надолго замолчали. Винт думал о своем, а Гусь просто медленно умирал, ощущая, как комок в груди, словно обруч сжимавший сердце с тех самых пор, как погибла жена, медленно тает. Бок перестал болеть, ему становилось легко, так, как, наверное, не было никогда. Ни в минуты давно забытого счастья, ни тем более, в преследуемом его последние годы горе.
- Ты красавец, Вован, столько жизней загубил, столько судеб сломал, и сбежал, - проговорил вдруг Винт спокойным голосом. Видимо вид поверженного врага тоже что-то переломил в нем. – Подыхаешь теперь здесь как собака, и даже не похоронят тебя по-человечески.
Винт повернулся к Гусю и увидел, что тот тихо умер. Это сразу стало понятно, по остекленевшему взгляду. Тогда он достал сигареты и закурил, разглядывая ненавистное лицо мертвеца. «Что же Женя нашла в нем такого тогда?» - в сотый раз задал он себе свой главный вопрос. «Говно, ведь, человек оказался. Трус»…
Винт закончил работу к обеду следующего дня. Раненная рука болела, но он считал себя не вправе оставить все как есть. Разломав простреленную дверь, он сбил грубый крест, и, воткнув его в тот конец могилы, где были ноги Гуся, повесил на кривой гвоздь маску оставшегося бесхозным противогаза.
Как он ненавидел этого человека. Как мечтал найти его и убить. А теперь, похоронив, испытывал только глухую тоску по жене и дочери, что бросили его навсегда по милости этого неудачника. И ещё по своей собственной испорченной судьбе, в которую вмешалась чужая любовь. Сука любовь.

[Zarinzaman]

Вадим Терницкий
"Недотёпа"
Душевно, романтично и жизненно.

[ssweta]

Zarinzaman, очень рада, что тебе понравилась эта история.
И, если я ничего не путаю, данный рассказ был написан на конкурс (или на лит.дуэль), на тему "история Ромео и Джульетты в условиях Зоны отчуждения".

[ssweta]

avast
«Реквием по товарищу…»
(рассказ – зарисовка, серии Стрелок, Клык, Призрак)

«…Словно смотришь в бинокль перевернутый -
Все, что сзади осталось, уменьшено.
На вокзале, метелью подернутом,
Где-то плачет далекая женщина.
Снежный ком, обращенный в горошину, -
Ее горе отсюда невидимо;
Как и всем нам, войною непрошенно
Мне жестокое зрение выдано…»
К. Симонов

Реквием по товарищу

Целый месяц длились мои поиски. Я обошел все места, где когда-либо бывал со своим другом – нигде ни следочка…
Последний сигнал с его ПДА был засечен в районе перехода на Радар, буквально рядом с давно упавшим вертолетом, но, осматривая это место, кроме стреляных, и давно позеленевших гильз, ничего не обнаружил. Зона умеет прятать следы…
Пришлось расспросить несколько десятков человек, и вот, наконец, неделю назад я убедился, что моего друга больше нет. В середине Рыжего леса, возле почти насквозь проржавевшего танка, неотличимого по цвету от рядом стоявших деревьев – нашел флягу, которую подарил ему после нашей первой совместной ходки, и под танком – пустую пластиковую бутылку, с запиской и фотографией внутри. Записка короткая: - «Сообщи!…». На черно – белом снимке, лицо и часть фигуры немолодой женщины, одетой не броско, просто, без изысков, на обороте адрес. Она сидит на стуле перед фотографом, устало, сложив на коленях натруженные руки. Во взгляде, какая-то обреченность, смешанная с надеждой. Несколько раз замечал, как в свободную минуту друг с тоской разглядывает эту фотографию. На мое любопытство – отмалчивался, и лишь раз, с тяжким вздохом ответил: -«Я слишком виноват перед ней…».
А вокруг танка, ни клочка одежды, ни косточки – даже хоронить нечего. Несколько гильз, рваная маска противогаза, да местами на рыжей траве и стволах деревьев, еле различимые темно-бурые потеки… Наковырял ножом, насыпал в пластиковую бутылку пару горстей земли – все что можно передать матери… Вот так Зона нас и хоронит – без следа…
Неделю, оглушенный потерей, добирался до границ периметра, и вот сейчас я на Кордоне, в лагере сталкеров. Раньше меня пугала Большая Земля за периметром, все-таки более десяти лет не покидал Зону, а сейчас, отношусь к ней, как к чему-то неизбежному. Страх перед ней отодвинулся, заслонился горечью утраты, и последним, нависшим надо мной долгом….
Как сел – прислонившись спиной к стене дома, неподалеку от спуска в один из погребов, так и сидел, не имея ни сил, ни желания куда-либо еще перемещаться. Лишь выложил на ящик найденную фляжку, поставил перед собой бутылку водки, да две пластиковых стопки, в одну из которых сразу плеснул наполовину, и бережно прикрыл кусочком черного хлеба. Изредка, краем сознания, ловил на себе сочувствующие взгляды ветеранов, и робкие, любопытствующие новичков. Я ни с кем не делился своим горем, да как-то и не принято в нашей среде рассопливаться, даже при утрате близких. Порой теряем их каждый месяц. Не успели толком сродниться душами, как – р-раз, и съела Зона человечка, который для нее не более букашки. И как в песне – «И никто не узнает, где могилка моя…». Сколько своих могил соорудил Клык по всей Зоне, вполне успешно прячась и ускользая от наемников и агентов О-сознания, и вот итог….
Обмана на сей раз никакого. С подаренной мной флягой, и особенно этой фотографией – он не расставался никогда. Её я узнал сразу, лишь только отвинтил крышку. На вид – вполне обычная армейская фляга, в защитном чехле, в горлышке, изнутри, выгравирована буква «С». Я хотел подарить ему другую, красивую с гербом, но Клык выбрал эту. «Не люблю приметных вещей», - сказал он тогда, своим немного картавым, хрипловатым баском, - «Люблю вещи, под стать себе, неприметные, но практичные. При моих привычках, желательно не привлекать к себе особого внимания. Видишь, у меня и внешность – как на заказ, ничем не примечательная…». И так отчетливо, перед глазами встала эта картина, этот разговор - что на миг даже перехватило дыхание, в горле ком – не дающий вдохнуть, глаза зажгло как-будто песком сыпануло…. На миг даже померещилось – сидит напротив меня, с другой стороны ящика – Клык – вечный скиталец Зоны, собственной персоной, со своей извечной, слегка ироничной улыбкой на обветренных губах, вопросительно приподняв рыжеватые, выгоревшие на солнце брови, и сейчас спросит: - «Ну чего ты, чего рассиропился, всё нормально – у всех один итог и финал». Смешно морща курносый, обсыпанный крупными веснушками нос, понюхает кусок черного хлеба, и подняв стопку – скажет: - «Будем!».
Что-то звякнуло передо мной – сквозь застилавшие глаза слезы, заметил руку, заменившую пустую бутылку на полную, и участливо испуганный взгляд новичка. Я благодарно кивнул, и попытался улыбнуться – новичок вообще шарахнулся в сторону, наверное, общаться с кем-либо мне сегодня противопоказано. На плечо легла чья-то рука, и знакомый голос произнес:
- Не пугай народ. На что уж я привыкший, и то – чуть за ствол не схватился. Поднял голову – Призрак. Мелькнула мысль: -«Все в сборе».
Призрак сел напротив меня, достал и поставил на ящик кружку, буркнул:
- Налей, – немного помолчал, - Ты бы не улыбался сейчас – твоей улыбкой, только снорков с кровососами отпугивать.
Выпили, помолчали…
- Уверен?
Я молча, глазами, указал на флягу, лежавшую посреди импровизированного стола. Призрак взял ее, покрутил в руках, открыл, вздохнул…
- Что делать собираешься?
Всё так – же молча, порылся в нагрудном кармане, и протянул Призраку записку с фотографией.
- Клык на нее мало похож…
Я равнодушно пожал плечами. К чему говорить, когда можно обойтись жестами…
- Поедешь?
- Обязан.
- Когда?
- Завтра.
- Помочь?
- Справлюсь.
Немного помолчали.… Выпили…
- Наличка?
- Хватает.
- Где?
Включил ПДА, загрузил карту Рыжего леса и подал Призраку.
- Мне пора. Метку себе перенес, на следующей неделе там буду, попытаюсь что-нибудь еще найти. Крест ставил?
- Зачем? Могил у Клыка и так многовато.
Призрак ушел….
Совсем стемнело, и мое застолье освещалось лишь бликами костра. Переполнявшие меня эмоции, не давали водке взять верх над рассудком. Я сидел, и со страхом думал о завтрашнем дне – как сказать матери, что она больше никогда не увидит своего сына.… Как посмотреть в эти исходящие скорбью и усталостью глаза.… Какие найти слова, чтобы объяснить, что вот я перед ней живой, а ее сына больше нет, и никогда не будет.… Разве можно объяснить матери, потерявшей сына, что я скорблю не меньше нее - потеряв друга…. Страшно – вдруг одними глазами скажет и обвинит: - «Какой – же ты друг, если не помог, не защитил? Где же ты был, когда мой сын умирал?», - и тем же взглядом вскрикнет, подстреленной птицей, как умеют только матери: - «А как теперь я – я – я – я?!!!» …

Ssweta
Передай Вадиму Большое спасибо за "Недотёпу". Он ему удался на славу, меня впечатлило. И сюжет оканчивается многообещающий. Пусть всё будет Хорошо.

[ssweta]

"Искушение дьяволом"
Вичужанин (Толямбо Север)



День сменит ночь, и свет умрёт во мраке.
Все ангелы уйдут на небеса,
А сатана в небесно чёрном фраке,
Изгонит тёмной силой чудеса.

Искушение Дьяволом

Ритуальный Зал был просторным. Повсюду горели свечи, рассеивая мрак. На стенах плясали тени в причудливом и завораживающем танце. Если бы не печать Бафомета, нарисованная на каменном полу, можно было подумать, что находишься в средневековом рыцарском замке. У жертвенного камня суетились активные члены «Ордена Трапезоида», одетые в чёрные балахоны. Готовились к ритуалу. В центре пятиконечной звезды, располагался трон Хозяина. Адепты сатаны не смели поднять взгляд, в сторону повелителя. Страх и трепет, овладевал ими, когда Великий снисходил в эту обитель. От дуновения леденящего ветерка, затрепетали язычки огня на свечах, установленных в определённом порядке. Почувствовав появление Духа ночи, Наместник тьмы взмахнул рукавом бордового балахона, позволяя приблизиться.
– Ты звал меня Люцифер, я перед тобой.
– Мне нужна душа одной божьей твари! Вот имя, - в воздухе загорелись буквы, но через миг исчезли, как наваждение. – Прими нужный облик и действуй на своё усмотрение.
– Да исполнится воля твоя, Преподобный!

***
На улице лил дождь. Прохожие спешили укрыться под зонтами или забегали в магазины, если до дома было далеко. Девушка, в сером плаще, не спеша шла по тротуару. Как будто не обращая внимания на разошедшийся ливень. На её плече висел потёртый этюдник. Спутавшиеся мокрые волосы, закрывали её лицо. Почти у самого светофора, на девушку неожиданно обрушилась волна дождевой воды. Невнимательный водитель или просто хам автолюбитель, проехав по большой луже, окатил зазевавшуюся девушку с ног до головы. От досады и обиды, пострадавшая притопнула ножкой по асфальту, и по-детски надула губки. Проходившие мимо люди, произносили ругательства в адрес водителей, вроде сочувствующе смотрели на девушку. Но, ни один, не подошёл. Не предложил хотя бы платок. Наверняка большинство радовались в душе, что это не на них обрушился поток грязной воды…
- Простите! – неожиданно раздался за спиной девушки, мужской голос. – Отвлёкся на телефонный звонок и сразу не заметил эту злополучную лужу. Обернувшись, она увидела смущённого молодого человека. Одет в старую кожаную куртку, джинсы и кроссовки. На вид лет двадцать пять, почти ровесник. Симпатичное лицо, светлые длинные волосы, зелёные глаза, смотрят внимательно и сочувствующе.
– Что же вы так? Как, мне, в таком виде идти теперь на занятия? – Негромко, но без злобы произнесла девушка.
- Я могу вас подвезти, куда попросите. Ещё раз простите! – парень протянул девушке свой платок. – Возьмите и давайте сядем в мою машину, чтобы не мокнуть, ещё больше.
– Куда уж больше?! Я и так промокла до нитки, – принимая платок, ответила красивая незнакомка. – Вообще-то, не сажусь в машины к незнакомым людям. Но принимая во внимание сложившуюся ситуацию, приходиться согласиться. Где ваш лимузин? – Смущённо улыбнулась девушка.
– Вот моя развалюха, - показал парень на видавший виды, старенький «Опель», припаркованный у обочины. – К сожалению, на шикарную карету совсем не похож.
– Ничего страшного. Я не привередливая.
– Дэм. Будем знакомы. – Представился провинившийся водитель, когда они уселись в машину.
– Ли. – Протягивая ладошку для рукопожатия, ответила девушка. – Странное у тебя имя.
– Друзья так сократили моё имя Демьян. Для удобства общения. Я не стал противиться. – Улыбнулся парень. – У вас тоже не распространённое имя. Восточные корни?
- Нет. Папа увлекался восточной культурой, вот и начудил немного при выборе моего имени.
– Красивое имя. Куда вас отвезти? – заводя двигатель машины, спросил Дэм.
– Домой. Надо переодеться. – Вздохнула Ли и назвала адрес. – Может, ещё успею на занятие.
– Я отвезу вас туда и обратно. Вы художник? – кивнул на этюдник Дэм.
– Это громко сказано. Просто увлекаюсь живописью. – Вновь улыбнулась девушка.
– Не поверите, но я тоже рисую. Правда, в последнее время, больше всё портреты на улице. Жить на что-то надо.
– А что любите рисовать? – заинтересованно посмотрела на Дэма Ли.
– Всё зависит от настроения. – Смущённо ответил он.
– Покажешь? – переходя на ты, спросила девушка. – Интересно взглянуть.
– Если согласишься со мной поужинать, обязательно покажу. – Открыто улыбнулся Дэм.
– Коварный тип! – наигранно возмутилась Ли и погрозила пальчиком. – Сначала грязью облил, потом в машину свою заманил, теперь ужином соблазняет! – Рассмеялась она.
– Должен же я, загладить свою вину. – Ответил Дэм.
– Уговорил. Принимаю твоё предложение.

***

Мириады огней освещали вечерний город. Стояла тёплая погода, лёгкий ветерок ласкал своими прикосновениями жителей мегаполиса, оказавшихся в этот час под открытым небом. Дэм и Ли, взявшись за руки, не спеша шли по улице и что-то весело обсуждали.
– Ли, мы знакомы всего пару недель, а кажется, что прошла целая вечность! – улыбаясь и смотря в глаза девушки, произнёс Дэм. – Не сочти меня легкомысленным, но я хочу…
- Дэм, смотри! – Ли присела и что-то подобрала с асфальта. – Сто долларов. Вот это подарок! Мы богаты! – рассмеялась она, показывая найденную купюру.
– Это твоя находка и ты вольна тратить их по своему усмотрению. – Задумчиво произнёс Дэм.
– Ли, - снова начал парень, но девушка, увидев яркую неоновую вывеску, снова прервала его:
- Сыграем? – показывая на рекламу казино, улыбнулась она. - Давно хотела испытать удачу! С шальными деньгами нужно расставаться легко.
– Может это были чьи-то последние деньги? – нерешительно ответил Дэм.
– Если найдёшь несчастного владельца, не задумываясь, верну ему деньги. – Отворачиваясь от игорного заведения, ответила Ли.
Видя лёгкую досаду на лице своей девушки, Дэм ласково обнял её и, поцеловав в щёку, произнёс:
- Во что сыграем? Предлагаю рулетку.
– Согласна! – рассмеялась Ли.
– Ставим на зеро.
– Вау! Какие познания в игре. – Снова беря девушку за руку и делая шаг в сторону казино, произнёс Дэм.
– Вот куда уходят гонорары талантливой художницы!
- Тише. Не разглашай мой тайный доход. – Стараясь изобразить серьёзное лицо, ответила Ли.

***

Когда они вышли из игорного заведения, в руках Ли был огромный букет алых роз.
– Нам сегодня неимоверно везёт! Может мы зря так быстро ушли? – прижимая цветы к лицу и вдыхая их аромат, произнесла девушка.
– Нет. Не зря. Тут главное во время остановиться. А то могли увлечься и выйти из казино в нижнем белье. Я слышал, что были такие случаи. – Обнимая любимую, ответил Дэм.
– Наверняка газетная утка. Зачем казино чья-то одежда? – улыбнулась она.
– Заведению действительно ни к чему. Так развлекаются богатенькие самодуры, погашая долг проигравших и взамен заставляя несчастных раздеться.
– Пошло и безобразно. – Нахмурилась Ли. – Куда катится мир?
- Наверно к предсказанному апокалипсису. – Вздохнул Дэм.
Они, молча, прошли какое-то время, каждый думая о своём. На очередном перекрёстке, Дэм заметил, что впереди возвышается церковь, золотые купола красиво светились на фоне тёмного неба.
– Ли, давай зайдём! – воскликнул он. – Свечки поставим и я, наконец – то договорю своё предложение.
– Нет, только не туда! – Испуганно ответила Ли.
– Почему?! Что плохого, если мы зайдём в церковь? – удивлённо посмотрел на девушку Дэм. На её глазах появились слёзы, лицо немного побледнело.
– Я не хочу сейчас об этом говорить. Как-нибудь расскажу, если захочешь. – Пряча лицо за цветами, ответила Ли. Дэм нежно прижал её к себе, гладя рукой по волосам.
– Не пугай меня так. – Взволнованно произнёс он. – Никогда не думал, что церковь может произвести такое впечатление.
– Когда мне было тринадцать лет, меня изнасиловал пьяный поп. – Тихо прошептала Ли, и крепче прижалась к Дэму.
– О, боже! – прошептал он. – Прости, я не знал, ты же не рассказывала.
– Поэтому, когда я вижу церковь или её служителей, мне хочется сразу бежать прочь. – Рыдая, произнесла девушка.
– Но ведь не все представители церкви являются подонками. Нельзя из-за одного негодяя, всех остальных грести той же гребёнкой. – Взволнованно сказал Дэм.
Он не заметил, как плеснулось пламя, в глазах девушки. Как она осторожно достала острый клинок, произнося тихо проклятия. Неожиданно она почувствовала присутствие за спиной Люцифера и обернулась на его сверлящий взгляд. Дэм тоже увидел, то, что не должен был заметить – сгорбленную фигуру в странном одеянии, с пугающей бездной темноты, вместо лица. Отшатнувшись, он потерял равновесие и упал на тротуар. Ли, бросилась бежать, но внезапно выскочившая из-за поворота машина, с глухим, противным звуком, сбила девушку смертельным ударом, на асфальт дороги.
– Ли! – Закричал Дэм и бросился к телу девушки.

***

- Зачем, ты вмешался, Люцифер? Я подводила его к правильному выбору.
– Ты, только бросила семя сомнений, в неплодородную землю, Лилит. Неизвестно, принял бы он нашу сторону или нет. А, я, полил, семечко, хорошей порцией удобрений. Твоя мнимая смерть, должна помочь этому праведнику, сделать правильный выбор, и принять нашу сторону.
– Надеюсь, что не зря потратила столько сил, на этого не пробиваемого человечишку. – С презрением произнесла Лилит.
– Ты стала действовать стандартно. К каждой букашке, нужен свой подход. Зачем ты потащила его в казино? Потом достала клинок.… Думала напугать его или убить?
- В казино проверяла Дэма на жадность. Не поддался. А ритуальным ножом хотела сделать в принципе то же самое, что сотворили со мной вы, мой господин.
– Самоубийство выглядело бы слишком картинно. Учись действовать хитрее и коварней, Лилит. Тогда мы привлечём больше слепцов на сторону Тьмы.

Ssweta
Хотел спросить, а Вичужанин никуда не выкладывает свои миниатюры сборником? Ему удаются окончания сюжетов.
Вот и сегодняшний рассказ, порадовал непредсказуемым ходом в окончании.

Сообщение отредактировал Kosenko - 7.4.2012, 18:56

[ssweta]

"В её судьбе тебе нет места"
Вадим Терницкий

В её судьбе тебе нет места

Мысли путались. Думать не хотелось вообще. Сухой язык распух, неприятно цепляясь за осколки зубов, а в горле стоял плотный ком, мешавший хорошенько вздохнуть или выдохнуть. Чертовски ломило голову, еще болел живот – в области диафрагмы, желудка и печени. Глаза резало, словно кто-то насыпал песка, и поднимать веки совершенно не хотелось. Но сделать это было необходимо, чтобы понять, где он. Ничего кроме звона в ушах и монотонного капания воды Вадим не различал. Он лежал на холодном и жестком полу, от которого мерзла спина. Отвратительное самочувствие и неприятный, ставший, впрочем, давно привычным, привкус во рту, говорили о жутком похмелье, но, как и где это с ним происходило, вспомнить не получалось.
Острая пульсирующая боль в висках, при попытке осмотреться, разрослась, заполнив собой весь череп, вытесняя из головы разум. Вадим ничего не успел разглядеть кроме кромешной темноты, как со стоном снова сорвался в спасительное беспамятство. Его фантазии, сны, воспоминания переплелись в удивительный клубок, распутать который не взялся бы никто, а психиатры назвали бы бредом.
Он очнулся в родительском доме, и облегченно вздохнул. Стоял прекрасный теплый день, праздновали Пасху, родственники толпой сходили на кладбище и теперь женщины накрывали праздничный стол персон на двадцать - двадцать пять. На Вадима суетящиеся сестры и тетки смотрели понимающе и сочувственно, но вопросов не задавал никто. Немного показалось странным то обстоятельство, что в доме присутствовали люди, которых здесь быть не должно, но почему-то Вадима это не смущало. Он стоял пошатываясь в дверях между залом и гостиной, наблюдая за ними с чувством, словно только – что проснулся. Уши словно заложены ватой.
«Интересно, - подумал Вадим, - меня посадят с детьми или за взрослый стол? Так стоп, мне почти тридцать лет, а они все выглядят так, словно им… словно они… не изменились за последние пятнадцать лет! Черт, черт, черт! Да они же все не настоящие! Вот почему неслышно ни звона посуды, ни шуток, ни смеха… А бабушка? Мы же хоронили ее, когда мне было четырнадцать! Так значит, она не умерла тогда? Или это мы теперь уже все умерли?» От этой мысли стало жутко. Настолько, что захотелось бежать, не разбирая дороги. Всё вокруг: занавески, мебель, сами комнаты сразу показалось чужими, незнакомыми, хотя он точно знал, что это его дом.
Вдруг в комнату зашла она. Валентина. И от прилива нежности в груди Вадим задохнулся, позабыв про обуявшие его страхи. Она совсем не изменилась - была также прекрасна, как и тогда, в годы его юношеской влюбленности, переросшей во взрослое чувство в то время, когда и взрослеть-то еще не полагалось. О том, что она никогда не бывала в этом доме, и в принципе не могла сюда попасть, Вадим даже не подумал. Просто любовался ею, соскучившись за долгие годы разлуки.
Он хорошо помнил их последнюю встречу, тогда, когда уже все казалось давно оконченным. Приехав на каникулы из института, он очень хотел разыскать ее и нашел в первый же вечер. Она гуляла в кафе в обществе незнакомых ему людей, курила, пила, громко смеялась над идиотскими пошлыми шутками парней, гораздо старше её, а ему было больно смотреть на все это. Вырвав её из компании и бросив свою, он, в курилке, хотел еще раз объясниться с ней, рассказать о своих чувствах, о том, о чем говорил и писал ей множество раз. Но вместо этого, раздраженный её вульгарностью говорил ей много, зло и обидно, навсегда убивая свою мечту и любовь.
За темным окном, в свете одинокого фонаря срывающийся весь день снег, сменился обычным моросящим январским дождем. Так часто бывает кавказской ненастоящей зимой, но в тот вечер, Вадиму, показалось, что само небо плачет над еще одной похороненной первой любовью.
И вот теперь, спустя столько лет Валентина в его доме. Она подошла к Вадиму вплотную, так, что он смог разглядеть веснушки на лице и в ее зеленых глазах вдруг мелькнул гнев.
- Никогда не приближайся ко мне. – Зло сказала Валентина. – Никогда не смей заговаривать со мной!
И от этой фразы, сказанной пятнадцать лет назад в кафе и навсегда врезавшейся в его память, Вадим, наконец, по настоящему проснулся за рулем своих стареньких «Жигулей», медленно ползущих в вечернем потоке машин по московской кольцевой автодороге. Что с ним произошло, он не совсем понимал. После шестичасового стояния в душных пробках, наверное, на секунду отключилось сознание. Но чтобы за столь короткое время приснилось столько всего, такого с ним не бывало. Да и еще так ярко, что он до сих пор ощущал и похмелье, и ужас от вида неживых родственников. Организму требовалась разрядка, нельзя столько работать без выходных и отпусков. Надоело быть юристом для щекотливых поручений шефа, мотаться до полуночи по душным улицам мегаполиса.
Пробка, наконец, рассосалась, и Вадим смог разогнаться на приличную скорость. Трасса была хорошо освещена и быстрая ночная езда не доставляла дискомфорта. Ему вдруг представилось, что столичные трассы это паутина гигантского паука, питающегося эмоциями людей. Столько раздражения и злобы было выплеснуто на дорогу просидевшими здесь несколько часов без движения людьми, что Вадим почти физически ощущал оставшийся после них негатив.
Даже прошедший легкий летний дождик не смог смыть эту ментальную грязь. И она, притягивая непостижимым образом, толкала на низкие поступки, о которых потом, вероятно, придется жалеть. Или не придется. Вадим всё реже жалел о совершенных им поступках, и всё чаще их совершал.
За плавным поворотом дороги показалась давно примеченная, ярко освещенная автобусная остановка. Окончательно решившись, Вадим стал сбрасывать скорость, включив правый указатель поворота, с удивлением отмечая, что сердце учащенно забилось.
Конечно, они были здесь. Как всегда, в любое время года, дня, ночи. Наверное, они так же фундаментально и прочно обосновались в этой жизни, как стодолларовые купюры в кошельках русских воров или пятничные пробки на выездах из столицы.
Остановившись, Вадим стал разглядывать проституток. Встретившись глазами с одной из них, он заметил секундное замешательство в её глазах. Но все – таки она подошла.
«Ну, не на «Ауди» я сюда зарулил» - усмехнулся Вадим, пока она открывала пассажирскую дверь.
- Здрасьте! Секс на месте – полторы, минет – тысячу,- выпалила девица.
- Садись, - как можно небрежнее махнул ей Вадим.
- Деньги вперед, - на всякий случай уточнила она, протискиваясь в салон.
Они съехали всего каких-то тридцать метров в сторону, и словно попали в другой мир, о котором Вадим много слышал и читал, но никогда не видел своими глазами. В свете фар дорогих иномарок стояли шеренги полуголых девиц, туда – сюда сновали, переговариваясь, бритоголовые сутенеры и пьяные клиенты. Громко играла разношерстная музыка из распахнутых дверей, создавая дьявольскую какофонию.
- На ночь девчонок выбирают, - пояснила спутница, заметив его интерес, показывая рукой в какие именно кусты им нужно завернуть.
Вадим промолчал. Голос показался ему смутно знакомым, но он сразу же отвлекся. Размах невольничьего рынка в семи километрах от МКАД впечатлял. Нет, ребята, такое нельзя скрыть или не заметить. Захотели бы накрыть, - давно бы накрыли.
Еще больше его поразило то, что упирался весь этот вертеп в самую обычную улицу какого-то поселка с частными жилыми домами и наверняка живущими там детьми. Россия. Век двадцать первый.
Впрочем, не в его положении рассуждать о нравственности. Весь этот юношеский бред выветрился из головы достаточно быстро. Начиная от первой зарплаты молодого специалиста с высшим образованием в сорок долларов по курсу и заканчивая первыми деньгами в конверте, взятыми дрожащей рукой. Все так живут. Ну, кто смог. А кто не смог, продолжают покупать поштучно «памперсы» своим новорожденным детям, которые и родились-то только потому, что не было денег на аборт.
Было время, когда он, имея в кармане всего пятьдесят рублей, чувствовал себя довольным. Потому как, их хватало на буханку хлеба, сигареты и пиво. Теперь он, очередной раз, заработав, или украв, за один день сто тысяч, испытывал глухую тоску. Виной тому, наверное, притупившиеся чувства и накопившаяся усталость. Хотя, какая усталость, если еще нет и тридцати?
Девица со знанием дела отработала полученную тысячу и выпорхнула из машины в ночь. Вадим закурил. Тоска не прошла, - к ней добавилось чувство брезгливости к самому себе. И стало совсем паршиво.
Ехать домой, лезть в постель к жене не хотелось, оставаться на месте было невыносимо.
Взревев двигателем, автомобиль выехал обратно на шоссе.
Валентина. Почему она явилась ему во сне? Они не виделись со второго курса института, и с тех пор она всего дважды снилась ему. Первый раз, когда ее, беременную бросил будущий муж, второй, когда умерла мать. Он узнавал о ее горе через третьих лиц, но помочь ей, женатый, живущий за две тысячи километров от родного дома, конечно же, не смог. Однако свято уверовал в ментальную связь между ними, для которой расстояния ничего не значили, но которая позволяла ему чувствовать, что с ней случилась беда.
Остановившись на обочине, Вадим достал телефон и позвонил сестре в Питер. Они с Валентиной одноклассницы, может, удастся узнать её номер.
Она ответила сонным голосом. Выслушав его сбивчивые объяснения, и не сразу разобрав, что именно ему надо, сестра обреченно вздохнула.
- Вадик, ты опять пьяный, что ли? Звонишь среди ночи, у меня ребенок спит.
- Да нет, я за рулём, в Москве.
- Ладно, с ней Валерка, я слышала, общался недавно, сейчас скину его номер… - сказала сестра, понимая, что спорить бесполезно, и отключилась.
Две минуты пока пришло сообщение, показались Вадиму вечностью. Валера. Он с трудом вспомнил, кто это. А теперь звонить ему в полночь и объяснять кто ты и что тебе надо… Но Вадима было уже не остановить. Его несло, как всегда, когда он добивался конкретной цели.
Валера не брал трубку чудовищно долго. Секунд двадцать. Наконец, Вадиму ответил бодрый голос, в отличие от сестры в полночь Валера не спал.
- У аппарата!
- Валера, привет это Вадик Смирнов, не разбудил?
- Кто? – тупо переспросили на том конце провода, хотя какие тут к черту провода?
- Ну Вадик, Ленки, одноклассницы твоей, брат…
- А, да, что случилось? – С сомнением в голосе ответил Валера, и стало понятно, что он никого не вспомнил. Тогда Вадим перешел к делу.
- Слушай, Валера, мне Валькин номер очень нужен, есть у тебя?
- А, да, помню эту историю, привет Вадик! – наконец вспомнил его Валера. – Так она в Москву уехала. Работать. Давай, я поищу.
Телефон отрубился. Сколько же будут продолжаться поиски номера - минуту, две, неделю, месяц? Вадим закурил, заметив, как подрагивают пальцы, от возбуждения. Теперь он не сомневался в успехе. Если бы его спросили, зачем ему это, он, наверное, не смог бы ответить. Чувствовал, что нужно, но вот зачем.
Мимо по шоссе пролетали машины, в основном фуры. Словно был обычный рабочий день. К этой особенности столичной жизни Вадим так и не привык. Ну, не спят тут люди. Ни днем не ночью. Салон автомобиля то и дело освещался то желтым галогеновым, то белым ксеноновым светом фар и в этом мелькании, взглянув на свое отражение в зеркало, Вадим содрогнулся. Что – то новое увидел он в своем взгляде, чего раньше никогда не было. Обреченность? Предчувствие?
Наконец, телефон тренькнул, и Вадим увидел на экране заветные десять цифр. Стараясь не думать, о чем именно он будет сейчас говорить, и к чему все это приведет, он нажал вызов.
- Привет, это, я. Узнала? – Просто сказал Вадим, вдруг севшим голосом когда в трубке послышалось извечное «алё».
- Привет, я-то тебя сразу узнала. Зачем же ты еще и звонишь?
Картинки и мысли, калейдоскопом кружившие в его голове, словно перемешанные части чего-то целого вдруг сложились в один чудовищный пазл. И это было настолько чудовищно, что просто не могло быть правдой. Внутри него все сжалось в тугой комок и ухнуло куда-то вниз живота, как бывает, когда точно знаешь что есть ступенька и уверенно шагаешь неглядя, а там оказывается пустота…
- Так это была ты, - прохрипел Вадим. – Боже мой, что ты там делаешь?
- Работаю, а что? - весело ответила она, хотя Вадим, конечно же, услышал за напускной веселостью чудовищное напряжение, грозящее вот – вот перерасти в истерику. Он и сам был близок к нервному срыву.
- Работаешь? – переспросил он, представляя себе эту самую работу, и все – таки сорвавшись, фальцетом прокричал в трубку – Работаешь?
- А что ты орешь? Ты свое получил, я свое получила. Какое тебе дело? – спокойно, но уже без веселости ответила Валентина.
- Давай, я сейчас приеду за тобой, - предложил Вадим первое, что пришло в голову. – Ты не можешь там оставаться.
- И куда ты меня? Домой к себе привезешь? В постель положишь? Жена справа, а я слева?
- Придумаем, что ни будь… - неуверенно ответил Вадим.
- Нет, Вадик, езжай домой… под теплый бок к жене, - сказала она с тоской в голосе, - ты и так её один раз уже сегодня предал, прощай.
- Погоди…
- Слушай, отстань. Тебе никогда не было места в моей судьбе.
Звонок прервался. Отшвырнув телефон, Вадим завел двигатель и выехал на дорогу, до предела разгоняя машину на каждой передаче. Ужас, охвативший его оттого, что он узнал, гнал его прочь от этого места, туда - к дому, к жене, к сыну.
Ментальная связь… А сам даже не узнал её. Ну а если бы узнал, что тогда изменилось бы? Ответа Вадим не знал. Нужно было срочно прочистить мозги, и Вадим вспомнил, что в бардачке лежит коробка, не пригодившегося сегодня «на магарыч» коллекционного коньяка. Управляя одной рукой, второй он старался нащупать ее, и тут же выпить, наплевав на гаишников. Но коробка никак не хотела вылезать. Отвлекшись от дороги, он стал смотреть, за что она там зацепилась, как вдруг громогласный гудок заставил его вздрогнуть. Последнее, что успел увидеть Вадим пред смертью, был свет фар несущегося навстречу грузовика.

[Вичужанин]

Kosenko - у Вичужанина... От названия моего родного города: Вичуга, Ивановской области.
- Нет, не выкладывал. Думаю рано.Надо ещё править и править. Вот сейчас прочёл этот рассказ после долгого перерыва и увидел, что диалоги оформлены не правильно...

Вичужанин
Дико извиняюсь. Вину признаю, больше так не буду.
Пиши ещё, ага.

[ssweta]

"Пустяки"
Вадим Терницкий

Пустяки

Массивный силуэт Гаса, или майора Гасанова, осторожно шагающего вдоль брошенной бетонки, давно растаял в мутной дымке дождливого осеннего вечера. Больше здесь делать было совершенно нечего, но Серый продолжал сидеть в углу насквозь проржавевшей автобусной остановки, задумчиво поглаживая цевьё верного, видавшего виды «абакана». И хотя тело и мозг сталкера мучительно требовали немедленного действия – бежать, искать, спасать, - он усилием воли заставлял себя оставаться на месте, чтобы хорошенько подумать.
Гас не зря рисковал, разыскивая его в Зоне. Он не мог поступить иначе. Так же, как и Серый, окажись он на его месте, не раздумывая, стал искать бы друга, чтобы помочь. С тех пор, как Серый бежал из военсталов на вольные хлеба, Гас остался единственным человеком из прошлой жизни и даже очутившись по ту сторону закона, продолжал помогать ему, наплевав на риск загубить карьеру и жизнь. Жизнь, которую они спасали друг другу бессчетное количество раз.
Весь разговор занял не больше десяти минут, но они навсегда перевернули более – менее устоявшуюся жизнь Серого. Всё дело в том, что три дня назад через КПП нелегально пропустили очередную партию новичков, и среди них был он, сын Андрей. Сталкер несколько минут вглядывался в тусклый экран ПДА, на котором запечатлелось до боли знакомое, повзрослевшее и сильно похудевшее лицо. Он не видел его уже целых пять лет, с тех самых пор, как застрелив военного прокурора, сфальсифицировавшего уголовное дело, навсегда покинул отряд. Но ошибки быть не могло – Гас успел посмотреть документы.
- Прости дружище, я не мог его остановить, - виновато говорил военстал, отводя взгляд в сторону. Но Серый и сам все прекрасно понимал. Люди только учились брать блага от Зоны, совершая порой просто чудовищные своему масштабу ошибки, а она, Зона, с благодарностью принимала обильные материальные и человеческие жертвы. И потому, помешать нелегальному проходу неустановленных лиц через территорию воинской части, военстал чисто физически не мог. Пойди Гас против Системы, он сейчас сидел бы в капэзэ, а сам Серый, так ничего и не узнав, спокойно ушел бы с Батей в ходку в Рыжий лес.
Теперь не до Рыжего леса. Гас успел узнать, что Андрей на Кордоне не задержался, в Деревню новичков даже не заходил, а значит, молодых кто-то вел. Вот только куда? Поймай сейчас Серый эту сволочь, что агитирует пацанов и тащит их в Зону, не задумываясь, снес бы башку сдвоенным автоматным выстрелом. Гас обещал, что появись Андрей на Свалке или на Ростке, его люди ему сообщат, и он сам его вытащит. То есть искать его там в первую очередь, смысла мало. Только бы не Тёмные, тогда шансы спасти сына практически сводятся к нулю. Но сердце немилосердно подсказывало, что дело обстоит именно так. А значит, и искать начинать нужно именно оттуда, где шанс выжить или остаться человеком, наиболее минимален. Северо - восточнее Милитари.
Начинать действовать нужно было немедленно, вот только силы вдруг покинули сталкера. В груди заныло от чувства досады и обреченности. Пять лет он мечтал вырваться из плена обстоятельств и поехать домой к сыну. Боевой офицер, в одночасье ставший уголовником по вине какой-то штабной мрази, он был вынужден скрываться и скитаться, претерпевать голод и холод там, где еще недавно чувствовал себя хозяином положения. Учился находить и сбывать артефакты, искал каналы, чтобы переслать деньги семье. Постепенно, очень медленно, становился своим в сталкерской среде, ненавидевшей вояк. Всё для того, чтобы сын ни в чем не нуждался, чтобы ему даже в голову не пришло вслед за идиотской модой отправиться сюда. Но сын повторил судьбу отца. Словно это было предрешено свыше.
Серый наконец-то отбросил рефлексии и пружинисто поднявшись, закинул за спину тощий рюкзак. Темнело, а он теперь не имел морального права собой рисковать. Взяв автомат на перевес, он отправился в бывшую колхозную усадьбу, некоторое время назад ставшую ему подобием дома. Там он надеялся на помощь Бати, сомневаясь, что тот успел за сегодняшний день найти другого попутчика и все-таки уйти в ходку. Места были хорошо знакомые, исхоженные вдоль и поперек, и Серый надеялся добраться достаточно быстро.
Батя был неплохой мужик – пожилой, угрюмый и невероятно сильный физически. Пару лет назад с ним случилась похожая история, но тогда они втроем просто забрали его сына из Деревни новичков и с надежным человеком отправили обратно. Парень ещё не успел влипнуть в историю. Батя орал на него так, что с крыш ветхих домов послетал последний шифер, а слепых собак там не видели после неделю. Хотя, это, конечно, были незлые шутки сталкеров, умиленных комизмом ситуации и обрадованные её удачным исходом. Любой мужик, у кого остались на Большой земле дети, представлял себя тогда на Батином месте. А выпало вот Серому. Да как погано выпало - пацана куда-то конкретно вели.
Множество историй было связано с такими вот случаями, когда новичков обманом затаскивали в Зону. Поговаривали и про страшные гигантские алтари Тёмных, на которых жертвы погибали в страшных муках, и про то, что те же Темные, держали контроль над районом с неизвестными аномалиями, пребывание в которых делало из человека мутантов, и про то, что таким образом Монолит пополняет свои ряды. Всему этому, конечно, верить было нельзя, но сейчас Серый, подходя в сумерках к Усадьбе и вспоминая все эти случаи, невольно содрогался.
Батя отыскался в местном импровизированном баре – мрачном темном полуподвале с низкими потолками и закопченными кирпичными стенами. Он выслушал сбивчивый рассказ присевшего рядом Серого, уперев взгляд в одну точку. В руках сталкер вертел пустой граненый стакан, но был совершенно трезв. Видимо, тоже ждал, зачем это напарника дернули друзья с Большой земли.
-Темные с людьми разговаривать не станут, - проговорил Батя хриплым, после долгого молчания, голосом. - Что ты вообще знаешь о них, а Серый?
- Немного, - сталкер пожал плечами,- мутанты, пособники монолитовцев. Увидел – убей.
В ответ Батя неопределенно хмыкнул.
- И что,- продолжал он, - ты собираешься идти на штурм? Один? А куда?
- Батя, я не знаю, что делать, ты знаешь больше, помоги мне.
- А про «Родителей» ты не слышал?
- Нет, это что-то из той же оперы, что и «Хозяева Зоны»? – Серый брезгливо поморщился, как и любой другой пресытившийся этими пьяными сталкерскими байками.
- Да нет, парень, это совсем другая опера. Невеселая.
Пока Батя рассказывал Серому про «Родителей» - необычайно мощных мутантов, сродни контролерам, которые управляли Зоной, поддерживая зыбкий баланс и которым поклонялись тёмные, про «Отцов», - предводителей темных, имевших право общаться с «Родителями», пытался объяснить сталкеру иерархию закрытого клана, на ПДА упало безымянное сообщение, о том, что Андрея ни на Ростке, ни на Свалке нет.
- С утра идем к Бабке, - подвел итог Батя, - она мне должна.
- А что за бабка? – недоуменно переспросил сталкер.
- Это кратчайшая дорога к сыну, поверь мне.

Выход назначили на шесть утра, но Серый проснулся, когда еще не было пяти. Просто лежал с открытыми глазами на вонючем отсыревшем матрасе и слушал как монотонно снаружи стучат капли дождя по жестяному карнизу наглухо заколоченного окна. Мысли путались. Сталкер понимал умом, что делает все возможное для спасения сына, но от того, что он просто лежит и ничего не предпринимает, да душе было нехорошо. Да еще и эта бабка, он так и не смог добиться от Бати, кто это, и зачем они к ней идут. Всяческие предположения от совершенно мифических до почти реальных быстро закончились и сталкер просто терялся в догадках.
К счастью, Батя вскоре заворочался и резко сел на своем топчане.
- Готов? – мрачно спросил он, потягиваясь, - опять мокнуть целый день.
Наскоро позавтракав, они затемно отправились в путь. Батя уверенно вел, и Серому оставалось только поглядывать по сторонам. Уже в полдень, отмахав без остановок и неприятностей двенадцать километров на северо – восток, они оказались у какого – то заброшенного хутора состоящего из трех полуразвалившихся строений, только одно из которых было когда-то жилым домом. Так он и стоял угрюмо, ссутулившись проваленной крышей, подставляя ядовитому дождю облезлые стены и глядя на мир слепыми, забитыми крест на крест окнами.
- Теперь ждем, - сказал Батя присев на корточки под громадной скрюченной сосной, не доходя до домов метров триста. – Она там, скоро позовет.
Минуты ожидания казались Серому вечностью. Батя надолго замолчал, а сам он не знал чего ждать, и это вынужденное бездействие его тяготило. Воспоминания и переживания скрутив душу в тугой комок, неуютно ворочались в груди. И вдруг, словно предчувствие, Серый вдруг понял, что ничего хорошего ждать не нужно. Что сына он уже потерял навсегда. И от этой мысли тупая игла боли воткнулась в самое сердце, так, что оно пропустило удар, а сталкер задохнулся и, словно пойманная рыба на берегу, стал ловить воздух внезапно пересохшими губами.
И тут жуткий каркающий хрипящий смех ворвался в сознание Серого. Он вдруг увидел противную, жутко древнюю старуху, сидевшую в полумраке брошенной избы. Она смотрела на него своими уродливыми заросшими бельмами слепыми глазами, и от одного ее вида сталкера неудержимо затошнило. Образ был настолько яркий, что Серый даже почувствовал вонь немытого тела и разложения. А бабка повернув к нему свой уродливый, не по человечески огромный, почти лысый череп, вдруг отрыла беззубый рот и указывая на него скрюченным пальцем без ногтя, пролаяла:
- А, пришел сталкер! Да только поздно. Он уже с нами. Он уже один из нас! И ты его никогда не узнаешь, и он тебя никогда не узнает. Мать изменила его… Я изменила его!
Видение исчезло, уступив в человеческом мозге место ярости, и Серый, ничего не видя и не слыша, передернув затвор «абакана» кинулся к хибаре с одной только мыслью найти и убить старую гадину.
- Стой! Серый, стой! – Кричал ему в след растревоженный Батя. - Её нельзя убивать, ты не сможешь, - она одна из Родителей.
Но сталкер не слышал его. Он пробежал уже метров сто, гонимый ненавистью, а в его ушах стоял нечеловеческий каркающий смех. И тогда, сам не веря в то, что он это делает, Батя вскинул «винторез» и выстрелил другу в затылок. Потому что, Бабку нельзя было трогать. Потому что, нельзя нарушать равновесие. Потому что, все предрешено заранее - кому стать Темным, а кому и когда умереть. Он никогда никого не любил, но если бы мог он бы сейчас зарыдал. Но глаза оставались сухими.
« Я снова тебе должна, Батя, - прокаркала Бабка в голове сталкера, - но в следующий раз, проси что ни будь серьезное. Уходи, мне надоели твои пустяки».

[ssweta]

"Волчонок"
Вадим Терницкий

Волчонок

Немногословный надзиратель с сердитым лицом оставил Вадима в уже знакомом ему пыльном кабинете, закрыв за собой дверь на ключ. С прошлого раза в обстановке ничего не изменилось: облезлый письменный стол, старомодные жесткие стулья, дряхлый книжный шкаф в углу и, пожалуй, всё. За единственным зарешеченным окном, по жестяному карнизу, вовсю барабанил весенний дождь.
Ждать пришлось долго. От нечего делать подросток сначала мерил шагами кабинет, на ходу подтягивая безразмерные, выданные взамен его удобного камуфляжа, казенные штаны. Затем, взяв из рассохшегося шкафа одинокую книгу, присел поближе к окну. Книга была неинтересной - без картинок, с массой незнакомых слов напечатанных мелким шрифтом. С трудом прочитав несколько предложений, Вадим отложил ее в сторону, и, взобравшись с ногами на массивный подоконник, уставился в окно. Впрочем, вид со второго этажа на внутренний двор тоже не смог его развлечь. За косыми стрелами дождя виднелись сваленные в кучу промокшие картонные ящики, ржавая, вросшая в землю «буханка» на спущенных колесах, площадка с переполненными мусорными контейнерами, у которых копошились две мокрые дворняги. Более крупная запрыгнула на кучу и носом скидывала вниз той, что помельче, пакеты с мусором. Заканчивался или, вернее, начинался двор высоченными железными воротами с натянутой поверху колючей проволокой. Собаки и старый брошенный автомобиль напомнили парню дом, и он ощутил острый приступ тоски. В носу защипало, по лицу непроизвольно потекли слёзы. Подтянув ноги, он уткнулся лицом в коленки и закрыл глаза.
Вадим не понимал, что он здесь делает и не знал, что будет с ним дальше. Он жил в седьмой камере еще с пятью ребятами, примерно его возраста, уже две недели. Все они были из-за Кордона, и общих тем для разговора у него с ними не нашлось. Потому Вадим больше молчал. Но все-таки, от них он узнал, что тюрьма эта называется «Приёмник – распределитель», и что сюда все подростки попадают за бродяжничество, в основном, пойманные милицией на вокзалах по всей области. Сидеть здесь полагалось до тех пор, пока не заберут родители или пока не придет направление в детский дом. Один из соседей сидел уже семь месяцев, ожидая своей участи. Он уверял, что родители у него есть, но им на него плевать, и они никогда за ним не приедут. Вадим ему не поверил. Мысль о том, что можно находиться здесь годами его ужасала.
По субботам водили вниз, на первый этаж, мыться в тазике, поливаясь чуть теплой водой. Вадиму это казалось нормальным, и ему было невдомек, отчего остальные выражают недовольство процедурой.
Прогулок на улице не предусматривалось. Оттого, все его сокамерники обожали дежурить на кухне. Появлялась возможность попасть по какому-нибудь поручению в этот самый внутренний двор – побыть хоть несколько минут на свежем воздухе.
В столовую их водили три раза в день, кормили вкусно, и ему было удивительно видеть, как остальные не доедают, ковыряются в тарелках, ругая еду. Только тут можно было увидеть всех обитателей Приёмника разом. Было их не более тридцати человек, не старше четырнадцати лет, причем, трое - девчонки. Они жили в отдельной камере, третьей, и Вадим, не избалованный женским обществом, исподтишка наблюдал за ними.
Там же, в столовой, буквально на второй день и случился неприятный случай. Во время обеда подошли два парня, из соседней камеры. Крупнее и старше. Щуплый белобрысый Вадим с детскими веснушками на загорелом лице, выглядел на их фоне совсем ребенком.
- Привет нах, ты новенький? Как зовут? – подошедшие подростки нагло улыбались, и Вадим всем телом ощутил исходящую от них агрессию. Сидевшие с ним за одним столом сокамерники смолкли, уткнувшись в свои миски.
- Волк. Меня зовут Волк. Это зонное имя, - твердым голосом заявил Вадим.
Подошедшие парни расхохотались.
-Ха, да ты у нас наслушался рассказов о Зоне! Щенок, нах, - заявил один из них, тот, что повыше. – Давай, начинай заливать, что твой папа - сталкер.
Вадим огляделся. Как назло, воспитатель куда-то вышел, и дети остались предоставленными сами себе.
- Ну, что молчишь, волчара, нах, - продолжал тот же парень, положив руку на плечо продолжавшему сидеть Вадиму. Стало ясно, что сейчас последует удар. Тогда Вадим резко вскочил, стряхивая с плеча руку, и со всей силы ударил державшего его лбом в лицо. Послышался хруст, хулиган попятился назад, согнувшись в три погибели и прижимая руки к разбитому носу. Второй, вместо того чтобы напасть, побежал к запертой двери, ведущей в коридор.
- Ири-и-ина Владимиро-о-овна! – завопил он.
Так Вадим оказался в этом заброшенном кабинете впервые. В виде наказания он просидел здесь около пяти часов, также рассматривая в окно пустынный внутренний двор.
Вадим не знал, зачем его снова привели сюда. После того инцидента, никаких проблем ни с администрацией Приёмника, ни с его обитателями у него больше не было.
Послышался шум отпирающегося дверного замка, подросток поспешно соскочил с подоконника и пересел на стул. В комнату вошел крупный, с покатыми боксерскими плечами, лысоватый мужчина неопределенного возраста «за тридцать». В темных редких волосах отчетливо проступала седина, глубоко посаженные глаза настороженно, и как–то холодно, даже враждебно, смотрели по сторонам, и от этого улыбка, за которой тускло сверкал золотой зуб, казалась фальшивой. Правда, Вадим, выросший в диких местах и редко встречавший незнакомых людей, не замечал этой проступающей фальши.
Одет незнакомец был в джинсовый костюм, в руках - целлофановый пакет и портфель. Дверь за ним закрылась, - замок лязгнул, сделав два полных оборота ключа. Сердце Вадима, не ожидавшего увидеть новое лицо, сжалось и гулко застучало. Но объяснить охватившее его вдруг волнение, подросток, ни за что не смог бы, просто понял, что в его жизни вновь, в который раз за последний месяц, происходят неожиданные перемены.
- Привет, Вадим, меня зовут Александр Петрович, я психолог, - произнес мужчина вкрадчивым, профессионально поставленным, голосом и уселся за стол на против парня. – Можно с тобой поговорить?
- Да, давайте поговорим, - отрепетированный голос Александра Петровича сразу, буквально с первой фразы, расположил его к себе.
- Вот «Кока - кола» и чипсы, - мужчина вытащил из пакета литровую бутылку с красной этикеткой и несколько ярких пакетиков. - Проголодался? Давно меня ждешь?
- Да, - Вадим не стал отказываться от угощения, тем более, что пить и есть действительно хотелось. – Ужин-то я, наверное, пропустил.
Александр Петрович робко улыбнулся, как бы извиняясь за пропущенный по его вине ужин. В глаза он почему-то старался не смотреть. Его взгляд вообще не задерживался подолгу на одном месте.
- Ешь, не стесняйся. Давай, я расскажу, что я о тебе знаю, а ты меня поправишь, если что-то не так. Хорошо?
Вадим кивнул. Говорить с набитым ртом ему было неудобно.
- Тебя зовут Вадим. Фамилии и отчества, так же как и документов у тебя нет, и никогда не было. Прививок, обязательных при рождении, тоже.
Александр Петрович вытащил из портфеля документы и разложил их перед собой. Скорее для виду, так как ни разу в них не заглянул. Затем последовала стопка фотографий, но психолог, с сомнением на лице просмотрев несколько, положил их обратно, так и не показав ни одной Вадиму.
- Ты жил с отцом и матерью в Комаричах, в деревне самоселов, на востоке ЧЗО, опустевшей после второго взрыва. Твой отец, известный сталкер Волк, рецидивист, дважды судимый за незаконный оборот аномальных образований, бежавший во время отбывания второго срока в Зону насовсем. Ни к одной из известных группировок он так и не примкнул. Более того, сошелся с одной из немногих женщин – сталкеров, Никой и прожил с ней достаточно долгое время. В результате чего, родился ты и твоя младшая сестра, Вера. Месяц назад, твои родители и сестра погибли при невыясненных обстоятельствах…
На Вадима накатилась волна не самых приятных воспоминаний.
Он вспомнил, как в ту ночь проснулся от громкого выстрела. Следом послышался звон разбитого стекла и еще несколько выстрелов из охотничьего оружия. Затем, неясные крики, возня. Стреляли в соседней комнате, проходной, в которой ночевали родители и Вера. Голосов родителей он не различил. Испугавшись, Вадим в темноте вытащил лежавший под кроватью обрез «вертикалки», и направил стволами в сторону двери. Спал он всегда одетым, как, впрочем, и все члены его семьи.
«Шалый, щенка ищите, млять, он здесь где-то. Штырь, в той комнате глянь», - послышался грубый прокуренный голос, и Вадим понял, что это говорят о нём. Спустя мгновение, распахнулась дверь, и на фоне проёма стал виден силуэт незнакомого человека. Не раздумывая, подросток нажал на спусковые крючки. Два выстрела, слившись в один, отбросили вошедшего обратно и ослепили Вадима. Остро запахло пороховой гарью. Наугад нащупав ручку и откинув крышку люка в полу, Вадим спрыгнул в погреб и пробрался через подпол на улицу. Так учил его отец, который не мог не предполагать, что подобное может однажды случиться.
Воспоминания молниеносно пронеслись в голове подростка, отозвавшись болью в растревоженной душе. Больше он ни родителей, ни сестру не видел. Уже утром следующего дня, когда он бродил по лесу, боясь подойти к дому, но и не отходя от него далеко, его поймали военные сталкеры и, разоружив, забрали с собой на большую землю. Понимая умом, что вряд ли родители остались живы, сердцем он весь этот месяц отказывался верить в их смерть.
А теперь вдруг этот психолог говорит об их смерти как об одном из общеизвестных фактов его биографии.
Вадим провел руками по побледневшему лицу.
- Извини, это точно - Александр Петрович заметил, как подросток изменился в лице. – Их нашли военсталы, я видел фотографии. Я знаю, как тебе тяжело и я здесь, чтобы помочь.
- Чем вы мне сможете помочь? – тихо пробормотал Вадим.
- Я работаю в институте, и заберу тебя с собой. Тебе там будет хорошо. Твой дар сможет нам помочь. Ты ведь действительно чувствуешь аномалии и артефакты? – На лице психолога читалось сочувствие, и Вадим, раздавленный навалившимся на него горем, не заметил, как предательски дрогнул его голос на слове «артефакты».
- Да, как и любой рожденный в Зоне, - просто ответил он.
- Таких как ты единицы, Вадим, ты действительно очень поможешь нам в исследованиях, - повторился Александр Петрович.- У меня есть разрешение, ты поедешь со мной. У тебя появятся документы, ты сможешь учиться в школе, как все нормальные дети.
- Мама научила меня и писать, и читать. А отец стрелять, распознавать аномалии, находить и использовать артефакты.
- Вадим, в Большом мире нет аномалий и мутантов. И стрелять тебе здесь не придется. Постарайся это понять.
Александр Петрович поднялся и, подойдя к двери, громко постучал кулаком.
Дверь открыл всё тот же хмурый охранник.
- Я не прощаюсь, Вадим, - на секунду задержавшись, психолог обернулся к подростку. – Через час, когда улажу все формальности, я вернусь за тобой, нам нужно успеть на вечернюю электричку.
Когда звук запираемого замка стих, Вадим вновь оказался в тишине. Ему нравился Александр Петрович. Фальшивой улыбки с золотым зубом, бегающего взгляда масленых поросячьих глазок и предательски подрагивающего голоса неискушенный подросток просто не заметил.
Теперь, когда он ушел, вместе с ним ушел и магнетизм его голоса, безоговорочно располагавший к нему подростка. Критическое восприятие действительности вернулось к Вадиму. Вспомнились слова отца, говорившего, что верить никому нельзя, что самый подлый излом честнее любого человека. Ехать куда-то с психологом стало страшно. Но с другой стороны, оставаться в Приёмнике и дальше было невыносимо. Мысли его то и дело возвращались к родителям и сестре, которых, теперь уже точно, хоть он и не видел фотографий, нет в живых. И от этих тяжелых мыслей на него накатывало абсолютное безразличие к его собственной дальнейшей судьбе.
Из всей семьи Вадим больше всех любил отца. Но ни за что не сказал бы этого вслух, чтобы не обидеть маму. Однажды, когда они с отцом исследовали болото, в надежде отыскать артефакт, который Вадим чувствовал, а отец видел на сканере, на них напала небольшая стая слепых псов. Разрядив стволы, подросток отступил назад и на секунду выпал из поля – зрения сталкера. Тут же на него набросилась крупная сука, повалив на спину. Почувствовав зловонное дыхание зверя, Вадим, негнущимися от ужаса пальцами вытащил нож и без размаху ткнул им в мягкое брюхо. На руку хлынула теплая кровь, псина взвизгнула, тут же отлетев от мощного пинка подоспевшего отца.
С тех пор крови подросток не боялся, а сталкер, в память о происшествии, подарил сыну свой нож. Нож был приметный, красивый и, гордый подарком Вадим, с ним никогда не расставался. Он остался в доме, под подушкой, в ту ночь, когда подросток бежал.
Буквально через пятнадцать минут дверь вновь открылась. Вошедший надзиратель, молча, выложил на стол перед Вадимом его родной камуфляж и берцы. Переодевшись в привычную одежду, Вадим, вопреки своим переживаниям и страхам, повеселел.
Вскоре пришел Александр Петрович и Вадима отпустили без каких бы то ни было проволочек. Уже спустя час они шагали по вечернему, умытому прошедшим дождем весеннему городу. Было тепло, Вадим с восторгом смотрел на обилие электрических и неоновых огней, на множество красивых современных машин, проносившихся мимо, поднимая тучи брызг, на толпы праздно шатающегося народа.
Александр Петрович болтал без умолку, - о том, что в Институте Вадиму будет хорошо, о том, какой он, институт, большой и красивый, о том, что профессор, насмотревшись на успехи Вадима, в которых Александр Петрович не сомневается, не станет его задерживать в Брянске и отправит в Москву. Ну, а там – Красная площадь, Кремль, Парк Горького, ВДНХ!
От обрисованных перспектив у Вадима кружилась голова. Кремль и площадь он видел на картинках, а остальное воображалось не менее заманчивым и прекрасным. Он не заметил, как они добрались до вокзала, и даже то, что в кассе Александр Петрович купил билеты на электричку до Новозыбков его не смутило. Вернее, он не обратил на это никакого внимания.
Они расположились в зале ожидания. Вадим впервые оказался в такой толпе, но дискомфорта никакого не ощущал, не думал об этом, мысленно переваривая обрисованные психологом перспективы. Ждать поезда нужно было полтора часа. Александр Петрович сначала сходил за беляшами и чаем, затем за газетами, затем в уборную. Все это время Вадим ждал его на месте. Свой портфель и пакет психолог оставлял на соседнем с мальчиком кресле.
Когда он снова отошел, какая–то древняя бабка, волоча за собой коляску, на которой резинками были стянуты чемоданы, и с мешком на горбе, рассыпала свою поклажу прямо перед Вадимом. Громко причитая, старуха стала вертеться, собирая вещи. Делала она это, не выпуская мешка, и, конечно, задевала им всех сидящих вокруг. Когда же она зацепила портфель Александра Петровича, Вадим инстинктивно безуспешно попытался его поймать. Портфель раскрылся, и среди прочего из него ворохом высыпались фотографии, а еще, громко звякнув, по каменному полу покатился нож Волка. Тот самый, которым так гордился Вадим. Не узнать его было невозможно.
Схватив нож, Вадим привычным жестом спрятал его в рукав, и тут его взгляд упал на фотографии. На них, в лужах засыхающей крови в неестественных позах лежали мертвые родители и сестра. Судорожно собрав снимки и спрятав их в нагрудный карман, Вадим поднялся, и увидел, как в стороне Александр Петрович разговаривает с кем- то по сотовому телефону, жестикулирует, широко размахивая рукой. В сторону Вадима, увлеченный беседой он не смотрел.
В надежде узнать, откуда у него нож, Вадим стал пробираться к нему. Как назло, в зал стали входить люди из только что прибывшего поезда. Они больно толкали подростка своими сумками, наступали ему на ноги, одновременно закрывая от Александра Петровича. Психолог до последнего не замечал мальчика.
- Да, Шалый, забрал, забрал,- услышал Вадим голос «психолога» в двух шагах от себя.- Отдали, конечно, с такими–то документами! Да. Слежу. Куда он денется, он же в институт едет! Ха-ха. Да, на последней. Встречайте нас в Вышкове. Ага.
Сердце Вадима гулко забилось, с трудом перекачивая ставшую вдруг словно густой кровь. Шалый. Такое имя называл один из бандитов, убивая его семью! А Вышков, это совсем недалеко от дома. Это название он не раз слышал из уст родителей. Так значит, его везут в Зону, к убийцам семьи!
И тут Александр Петрович, обернувшись, увидел подошедшего Вадима. Видимо, что-то во взгляде подростка ему не понравилось, он нахмурился, убирая руку с телефоном от уха, но сделать все равно ничего не успел. Нацеленным ударом Вадим вонзил клинок ему в правый бок, под нижнее ребро. Взвизгнула женщина, толпа отшатнулась от них на добрых два метра. А Вадим, поудобнее перехватив нож, не оглядываясь, рванул к выходу из вокзала, проталкиваясь сквозь толпу. Он не знал дороги домой, но четко чувствовал направление. На запад.

[ssweta]

"Нулевой шаг"
Турист

НУЛЕВОЙ ШАГ

Дождь шел вторые сутки. Промозглый, пробирающий до костей, давящий на уши своим мерным шипением, кутающий все своей серой пеленой. Дождь Зоны. Хорошая погода для вылазки. Подходящая.
Мы лежали в кустах на раскисшей земле, напитавшейся льющейся с небес влагой. В десятке метров от нас изгибалось разбитое асфальтовое полотно дороги, по которой в скором времени должен был проследовать утренний конвой. Соваться раньше того, как пройдут солдаты, не стоило – на той стороне дороги густое скопление аномалий, и быстро скрыться с глаз не получится. Мы ждали. Я и моя горе-напарница. И дернуло же меня! Пойти в ходку с бабой. Да еще с новичком. Тяжеленный рюкзак, наверное, легче волочь, чем эту. Я скосил взгляд в сторону вытянувшей шею в попытке что-либо рассмотреть девушки.
Аккуратные ушки, острый носик, выразительные пухлые губки, румянец на перепачканных щеках. От нее так и разит свежестью и молодостью. Такой бы соплякам головы кружить, да сердца разбивать там, на большой земле. Нет же сюда, в Зону подалась! Лежит вон, как ни в чем не бывало, тянет свою любопытную головку, как улитка из панциря. Знать все хочет. Опыта ей поднабраться, видишь ли, надо. Ты мой опыт надолго запомнишь!
- Да пригнись же! – я с силой прижал любопытное личико к мокрой земле и придержал. Девчонка зло зашипела и, извиваясь как змея, попыталась кулачком колотить меня по спине.
- Пусти, гад, больно же, - скрежетала зубами напарница, стараясь ткнуть ручонкой побольнее.
- А иначе, что?! Лучше замолчи, дура, не зли меня, – наклонившись к самому ее лицу, с ненавистью процедил я и, надавив напоследок посильнее, наконец, отпустил свою трепыхающуюся жертву. Резко одернувшись, пыхтя и отфыркиваясь, девчонка подняла пышущие праведным гневом глаза. К раскрасневшемуся лицу прилипли пожухлые травинки и еще какой-то мелкий сор. Из-под смешной шапки цвета хаки, выбились растрепавшиеся светлые волосы. Я криво ухмыльнулся. Взгляд, которым она меня полосовала, пришелся бы в пору какой-нибудь богине справедливости. Только меня этим не проймешь. Видал я ее, справедливость эту. А сама, смотри ты, молодец. Не вскочила, как все бабы. Истерику не закатила. Значит, есть уже понимание какое-то.
- Ты на меня не зыркай, глазьями-то своими. Надо будет, так и еще раз ткну, - зло огрызнулся я. - Все, салочки кончились. Без моего дозвола чтоб не высовывалась больше, усекла?
Я напряженно смотрел на нее: поняла или нет? Дошло ли до нее что-то? Лицо бунтарки еще полыхало непобежденной правотой, но жадно раздувающиеся ноздри начали успокаиваться. Взгляд понемногу смягчался. Наконец, тяжело вздохнув, девушка, красноречиво демонстрируя свою обиду, опустилась в пожухлую траву. Нет, ну что за существа – эти женщины. Обязательно надо сделать кого-то виноватым, вместо того, что бы признать свою ошибку. Я презрительно фыркнул.
- Не услышал ответа!
- Да поняла я! Только давай без рук, идет? – недовольно пробурчала девчонка.
- Не угадала, подруга. Хотела подучиться, так что ж? Надо было другого учителя выбирать. У меня метода такая: науку с тумаками вколачивать. Теперь не хнычь, - я глянул на часы. Пол-одиннадцатого. Значит, скоро уже конвой пожалует.
- Все, утихла и в траву носом, чтоб не видать тебя было. Перья чистить потом будешь. Поднимешься, когда скажу, - начав было обтирать лицо, девушка одернула руку и послушно прижалась к земле. Я криво улыбнулся.
- Молодец, подруга. Умирать мы не здесь станем… - еле слышно прошептал я и сконцентрировал внимание на дороге, из-за поворота которой вот-вот должен был показаться первый кирзовый сапог конвоя.
Дождь продолжал свою хмурую песню, навевая дремоту. В такую погоду приятно сидеть дома. В кресле-качалке да с кружкой кофе, хорошо заправленного коньячком. Чтоб не разобрать: коньяк это все-таки, или кофе. Хорошо бы еще, чтоб каминчик какой потрескивал головешками. Да хозяйку поспрытней! И откуда только весь этот «слюнявый» бред у меня в голове нарисовался? Отродясь ничего подобного не видывал. В детстве далеком? Так не бывает у детдомовцев ни кресел-качалок, ни каминов. Только койко-место, перетянутое провисшей сеткой-рабицей, да матрац с клопами. Вот и вся романтика домашнего уюта. А после… Да что уж тут после-то! Аферы, махинации, постоянные бега. И ладно бы разжился деньжатами на каминчик с коньячком – так нет, на кусок хлеба только и хватало, пусть и лежал на нем толстый слой масла. В кино каком видел, что ли? Но идея все-таки хороша! И ключик, главное, подходящий найден. Вот он, ключик мой золотой от театра волшебного. Отмычка моя. Лежит себе, послушно землю нюхает. Главное не повредить, не поломать до срока. Целехонькой довести до места. А то, что девчонка? Так что ж, сама напросилась. Даже горы золотые, как обычно, обещать не пришлось. Только дойдем вот, до грота с «компасом». И откроет мне отмычечка эта дверку к дому теплому, да к чашке кофе заветной. С хозяйкой, на формы пышной, да румяной. Ага, а вот и служивые пожаловали…
Три силуэта медленно выплывали из пелены дождя, понемногу впитывая в себя блеклые краски окружающего пейзажа. Слева щупленький, неказистый – сразу видно желторотый еще. Не по размеру великий бронежилет нелепо смотрится на нем, свисая чуть ли не до колен. Каска под ремешок смешно съехала на брови. Боязливо озирается. Вон, как в автомат вцепился. Так, посередке, похоже старший. Держится вальяжно, каска болтается на локте, руки расслабленно отдыхают на автомате. Что ты! Аксакалом, небось, себя мнит. Ну и третий. Прихвостень, что-то разгорячено рассказывает тому, что посередине, оживленно машет руками. Заискивает и лебезит. Ну да, старшему ведь это нравится. Аксакал манерно кивает и криво скалится в ответ.
- Нет, ты представляешь? Вот такущая химера! И этот крендель утверждает, что он ее с одного рожка из «Абакана» уложил! Вот трепло! – я, наконец, смог разобрать обрывок пламенной речи, до этого скомканной дождем. Тот, что посередине хохотнул, хотя правильнее бы было сказать всхрюкнул – странный какой-то смех у него, мерзкий.
- Малой, а ты что не смеешься, все портки обдул что ли? – рассказчик, оббежав старшего сзади, хлопнул желторотого по плечу. Неказистый солдат, который в это время отвлеченно пялился на виды Зоны отчуждения, вздрогнул от неожиданности. Шутник забористо расхохотался, старший поддержал его отвратительным хрюканьем.
Да, компания еще та. Клоуны, а не солдаты. Я, затаив дыхание, наблюдал, как горе-отряд шествует мимо. Один раз мне даже показалось, что щуплый встретился со мной взглядом. Все внутри замерло и напряглось в ожидании, но тот поспешно отвел глаза. А может мне только показалось. Наконец, голоса троицы смолкли, растворившись в серой пелене монотонного дождя. Я легонько толкнул отмычку.
Спутница на удивление резво подняла голову и кивком спросила: ушли мол? Голубые глаза взирали на меня со щенячьей преданностью. Хороша все-таки. Мог бы выйти из нее толк. Быстро учится. Вот только на тебя, милочка, у меня другие планы.
- Ушли, теперь за мной. След в след, - медленно, негромко, давая понять значимость ситуации, произнес я и, раздвигая руками ветки, принялся выбираться из кустов. Затекшие члены покалывало миллионом иголок, но это ничего, бывало и хуже. Гораздо хуже. Выбравшись из кустов, пригнувшись к земле, осмотрелся. Вроде бы чисто. Обернувшись назад, сделал девчонке жест рукой следовать за мной. Та ответила кивком. Нет, хороша все-таки у меня отмычка. Зря я так кипятился сначала.
Дорогу в Зоне пересечь, это вам не шутки. Это как под мамкиными окнами с сигаретой маячить. Может, заметит, а может и нет. Вот поэтому я и выбрал этот крутой поворот. Здесь шансы, что, вдруг обернувшись, кто-то из конвоя тебя обнаружит, практически равны нулю.
Оказавшись на другой стороне и прошагав с десяток метров, я остановился и с неохотой посмотрел вперед. Гиблое здесь место. Скопище аномалий. Одна на другой и третьей погоняет. Сколько наших тут полегло. Хотя кто они, эти самые наши? Сталкеры? Никогда не считал себя одним из них. Я волк в этом загнанном стаде овец. Нет, скорее пастух, который, подстригая шерсть, решает: кого под нож пустить, кого откормить еще следует, а кого и волкам отдать не жалко. Я широко улыбнулся своему умозаключению и, наверное, поэтому, глянув на девчонку, встретился с ее непонимающим взглядом.
- Сегодня праздник у девчат, сегодня будут танцы! Готова? – игривая ухмылка вершителя судеб растеклась по моей физиономии.
- Ты это о чем? – отмычка недоверчиво отшатнулась в сторону.
- А вот о чем, - движением глаз я указал на предмет своей иронии. Девчонка опасливо глянула в предложенную сторону.
Поистине завораживающее зрелище – аномалии в дождь. Особенно - столько и в одном месте. Капли воды, не долетая до земли, устремляются слиться в потоки, разлететься пышными зонтами салютов, закружиться на необъяснимых каруселях, или вовсе слиться в один плотный комок, парящий между небом и землей. Спутница даже приоткрыла рот в изумлении, в глазах застыл неподдельный восторг.
- Красиво? – все еще улыбаясь, спросил я.
- Просто жуть, - не отрываясь от зрелища, произнесла девушка.
- Запомни, настолько красива может быть только смерть, - улыбка сползла с моего лица, стоило мне только вспомнить на что способен этот аттракцион.
- Это как? – девчонка с недоумевающим видом глянула на меня.
- Скоро поймешь, - выдохнул я и сделал шаг вперед. – За мной. В спину мне дышишь, поняла?
Сколько ходил здесь, а все равно: каждый раз как первый. И вроде вот она, тропка заветная, такой ценой протоптанная, но только дрожь в руках не проходит, и нервы заходятся. Ловушки образовали здесь узкий петляющий коридор. В дождь он хорошо виден – сами-то они себя, аномалии треклятые, выдают, закручивая, сплетая и разбрасывая капли воды. Только не забуду я ту ночь, что провести мне здесь пришлось, от служивых скрываясь. Вот с тех пор озноб меня и пробирает, при виде этого коридора. Как выбрался тогда – толком и не вспомню. С неделю заикался. Нервно проведя пересохшим языком по небу, я сосредоточился на маршруте. Пусти новичка – ни за что не пройдет. Тут тонкость нужна, как с востоком. Взять воронку – граница чувствительности у нее гораздо дальше, чем гравитационная составляющая. Чуть ближе подойди – почувствует и начнет раскручиваться, а тут уж и гравитация за дело возьмется. Я забирал сколько можно влево, прижимаясь к дремлющему разряднику. По взмокшей от напряжения спине пробежал холодок. Мерзкий, липкий, неприятный. Меня передернуло. Казалось, даже воздух здесь напряжен и готов заискрить. Гудение, шипение, бульканье и еще не разобрать какие звуки, издаваемые несколькими десятками аномалий, закладывали уши.
После тридцати метров осторожного продвижения стало понятно, что дальше идти нельзя. Коридор сужался настолько, что, даже протискиваясь в одиночку, шансы оставались примерно пятьдесят на пятьдесят. А в Зоне это практически ничего. Двигаться назад тоже было не с руки. Разминуться с отмычкой, чтобы стать в голове группы и просто вывести из этого проклятого коридора станет возможным только метров через десять. А значит на эти десять метров свою драгоценную жизнь придется доверить своенравной соплячке, которая пойдет впереди. И даже если мы все-таки выберемся назад, то новый лаз в этой непроходимой стене аномалий удастся найти нескоро. Ситуация вырисовывалась патовой. Тоскливо заныло в груди, я устало прикрыл глаза. В который раз этот мир пытался отобрать у меня мое будущее, мою мечту. И на этот раз, похоже, он решил прихватить и меня самого.
- Нет уж, не дамся… - чуть слышно прошептал я, открывая глаза. – Руку давай! Сейчас начнутся танцы…
Моя рука ощутила теплое прикосновение нежной женской ладони. Что-то дрогнуло внутри, почему-то захотелось обернуться и заглянуть ей в глаза. Неожиданно для себя я почувствовал, как тепло исходящее от ладони той, что доверяет мне сейчас больше чем самой себе, сладостным потоком растекается по моему телу, заставляя сердце биться чаще. В голове снова замаячила мысль бросить эту глупую затею и вернуться назад. Вот еще! Не хватало! И в дураках остаться в который раз? И что дальше? Так и гнить в этой помойке, переполненной крысами и падалью?! Нет, дудки! Свой кусок я хоть зубами, но вырву! Злость придала уверенности, и я сильно сжал руку отмычки.
- За мной, бегом!
Решение бежать по сужающемуся коридору было не просто авантюрным, это было чистое самоубийство. Но в тот момент ярость кровавой пеленой застилала мои глаза. Я ненавидел этот мир, который с самого начала только и делает, что пытается втоптать меня в грязь, людей вцелом с их жаждой наживы ради набитого плотно брюха, себя, за секундную слабость, за попытку свернуть с намеченного пути. Я рванул с места так, что, наверное, вывихнул девчонке руку, но это сейчас не значило ровным счетом ничего. Вся моя жизнь, все, к чему я стремился, все, к чему я шел эти годы, все это уложилось в десять метров. Десять метров отчаянного рывка.
Вокруг началось настоящее светопреставление. Раскручивались обеспокоенные воронки, ухали разряжающиеся гравиконцентраты, и еще черт знает что. Одна аномалия будила другую. Я бежал через этот хаос, буквально таща за собой свою отмычку. Девчонка только чудом держалась на ногах, но уже на выходе то ли самообладание, то ли силы покинули ее. Она споткнулась. Меня дернуло назад. Я взревел от натуги и отчаянья. Без нее мне не пройти. Некому будет открыть путь к заветному «компасу». В мозгу гудел колокол: Тащить! Не бросать! Но у воронки на этот счет были свои планы. Быстро набирая силу, она вытягивала алчное жерло смерча высоко в небо.
Старые ботинки разъезжались в стороны, оставляя борозды. Я упирался, как мог. Соленые капли пота резали глаза. Обмякшее женское тело немного приподнялось над землей, указывая собой направление к жадной до плоти аномалии. От подошв напарницы то и дело отрывались прилипшие куски грязи и устремлялись к ловушке, закручиваясь по ее смертельной спирали и поднимаясь по ней высоко вверх. Напряжение достигло своего предела, силы истекали, и мне показалось, что вот-вот разожмутся сжимающие руку девчонки пальцы. И тут высоко над головой что-то хлопнуло. Увлекая за собой напарницу, я повалился на траву. Долго лежал, глядя в расползающиеся тучи, жадно, как рыба на берегу, хватая ртом воздух. И не мог надышаться. Последние крупные капли дождя разбивались о мое измученное тело, барабанили по лицу, намекая на то, что все-таки я уцелел. Усталые веки опустились на глаза.
- Филин, живой?! Отвечай же! – истерический женский вопль, скрепленный пощечиной, заставил прийти в себя.
- Ты чего орешь?! Сколько времени прошло? – приходя в себя, я приподнялся на локтях. Девчонка сидела рядом, ее перепачканное личико светилось радостью. – Что скалишься?! Отвечай, давай.
- Живой! Ну, слава! А я уж было подумала, что ты - все! Мне так страшно стало одной остаться. Слушай, а что это было? Как мы выбрались? Ты меня тащил? Я не помню, чем закончилось? Это аномалии были да? – отмычка затараторила как одержимая, выливая свое нервное напряжение на мою неокрепшую голову.
- Угомонись, и отвечай на вопрос! – рявкнул я, усаживаясь.
- Так я что? Я ж не знаю! Сама только очухалась, не сообразила сразу – думала, ты умер. Часы-то у тебя. Вот ты и посмотри…
Девчонка не успела договорить и схватилась ладошкой за ушибленное место. Пощечина в таких случаях всегда хорошо приводит мысли в порядок. Отмычка удивленно смотрела на меня.
- Да не глазей так! Шок у тебя, вот и несешь чушь всякую. Зато теперь я знаю, как звать тебя буду, - улыбаясь, я потянулся и принялся подниматься.
- И как же? – все еще не отрывая руки от лица, но уже спокойней поинтересовалась напарница.
- Язвой, - широко улыбаясь, поправив шлейку автомата на плече, поведал я и легонько попрыгал, позволяя затасканному рюкзаку удобнее устроиться за плечами.
- Как, Язвой? Мне не нра…
- А здесь, милочка, не ты выбираешь себе имя, а оно тебя! Все, подъем! – перебив отмычку на полуслове, отрезал я и отвернулся.
За спиной послышалась возня и недовольное ворчание по поводу совершенно неподходящего имени. Я не обращал на это никакого внимания. Передо мной простиралась равнина, пробраться в которую смог пока только я. Защищенная от проникновения стеной из аномалий, утыканная одинокими мертвыми тополями, с сухой травой по пояс, с высокими холмами почти у самой ее границы, за которыми начинался исковерканный мутациями лес. Скорее всего, когда-то эти земли возделывались, но теперь здесь царило запустение. Только обшарпанные, полуразрушенные здания былой фермы, проржавевшие трактор и остов грузовика рядом с ней, намекали на былое присутствие здесь человека.
Блаженная улыбка растеклась по моему лицу. Все было предельно просто, как никогда. Отмычка цела, маршрут проверен еще в прошлый раз. Надо было только добраться до холмов засветло. А уж там, у подножия одного из них меня поджидал найденный грот, с дорогущим «компасом» внутри. С артефактом, деньги, вырученные от продажи которого, способны исполнить любые мечты. Единственным препятствием на пути к цели оставалось местное зверье. В основном плоти, кабаны да собаки. Но это уже было так, семечки.
- Готова? – я обернулся.
- Готова! - девчонка бодро шагнула вперед.
- Э нет, Язвочка, первым пойду я. Ты следом, и головкой своей по сторонам вертеть не забывай. Зверье тут шибко голодное, - не став слушать очередное пыхтение о том, как ей не идет это имя, я двинулся вперед.
Первое время шли молча. Отмычка не проронила ни слова. Быть может, любуясь пейзажами, а может, обдумывая произошедшие события, делая свои какие-то выводы. Но вскоре ее прорвало. Чисто по-женски.
- Филин, а можно мне другое имя? – послышалось нытье из-за спины. Я хмыкнул.
- И какое же, например?
- Ну, я не знаю. Другое. Красивое какое-нибудь, - голос за спиной немного оживился.
- Так ты предложи что-нибудь, - задумчиво произнес я, вглядываясь в подозрительный куст неподалеку.
- Вишня! Как тебе? – девчонка быстро догнала меня и, улыбаясь, заглядывала в лицо.
- Никак. Место свое займи, а еще раз сунешься вперед – отгребешь как следует, - куст не оправдал подозрений и мой взгляд снова вернулся к маршруту. Отмычка, пыхтя и дуя губки, вернулась назад.
- А у тебя другие варианты есть? – снова обиженный голос из-за спины.
- Ведьма, Гадюка, продолжать? – я откровенно злорадствовал.
- Нет, уж лучше Язва.
До фермы, располагавшейся недалеко от заветных холмов, добрались без особых приключений. Пару раз маячили вдали из высокой травы кабаньи загривки, но расстояние было достаточно большим для того, чтоб мутанты нас не заметили. Пред нами угрюмо сутулились три здания заброшенного телятника и маленькая административная постройка.
Странное это зрелище – покинутые людьми места. Сколько видывал по стране брошенных хозяйств и деревень, а здесь, в Зоне, они кажутся особенными. Будто лежит на них незримый штамп поломанных судеб, с оттенком тоски о несбывшихся мечтах и приторно горьким запахом утраты. И вот ты не видишь глазами его, но ощущаешь сердцем. Боль людей, вынужденных покинуть насиженные места, словно аккумулируется в каждом куске шифера, лежащем под ногами, в каждом разбитом стекле, в каждой покосившейся двери. Вот и моя спутница, насупив бровки, с блестящими от слез глазами выглядывала из-за плеча. Тоже, видно, почувствовала.
- Отставить сопли! – я гаркнул так, что девчонка вздрогнула. - Надо собрать что-нибудь для костра. Доски, палки, все что найдем. Вперед. Ночь скоро.
- Так как можно-то? Тут же люди… - начала было раскисшая отмычка.
- Тогда представь, как ночью, в темноте, к тебе спящей подбирается слепой пес и, набросившись, перегрызает сонную артерию. А потом, пока твой мозг умирает, а ты, хрипя и булькая, держишься за развороченное горло… - заканчивать фразу не пришлось. Язва, усиленно кивая и хлопая округлившимися глазами, кинулась собирать разбросанные стройматериалы. Хорошая отмычка, понятливая.
Вздохнув, я устало поплелся следом. Взгляд мой блуждал по сторонам в поисках хоть какого-нибудь куска дерева, и я прозевал момент, когда девчонка юркнула за угол постройки, пропав из моего поля зрения. Но через пару секунд появилась снова. Язва пятилась назад, крепко сжимая охапку собранных досок. За ней шел, оскалив пасть и низко пригибая голову к земле, матерый слепой пес. Накаркал…
Автомат послушно соскользнул с плеча, ложась в руки. Действовать надо было наверняка, и я прицелился. Только бы не загубила псина мне отмычку.
Беги! – крикнул я и дал короткую очередь.
Брызги земли, вышибаемой ударами пуль, разлетелись в стороны. Промазал! Язва поняла меня правильно и, разжав сомкнутые на досках руки, кинулась бежать. Наверное, именно они ее и спасли. Пес, сделавший за долю секунды до этого расчетливый прыжок, врезался в веер рассыпаемых пиломатериалов и, отклонившись от траектории, рухнул на землю. Я перевел прицел и снова нажал на спуск, мутант судорожно задергал лапами и так и остался лежать на земле, подвывая. Девчонка бежала ко мне, а из-за треклятого угла уже доносился рык спешащих на помощь товарищу псов.
Короткая перестрелка принесла еще одного раненого и трех пригвожденных к земле тварей. Все стихло, только недобитые псы жалобно поскуливали. Язва, испуганно, по-детски выглядывала из-за моей спины. А ведь чуть-чуть оставалось. Зазевался. Порвали бы девку песики и что тогда? Все даром? Соберись, Филин! Нельзя позволить одной мелочи, одной недосмотренной детали испортить, растоптать и вогнать в пыль столько стараний.
Добив раненых мутантов и подобрав разбросанную охапку досок, добавив в нее еще несколько, отправились в путь. Язва поначалу хлюпала носом, а потом и вовсе замкнулась в себе и уныло плелась позади. Мне нечего было ей сказать. Да и незачем.
До холмов добрались аккурат вовремя – на закате. Подыскав удобное для ночлега место и скинув опостылевший рюкзак на землю, я принялся разводить небольшой костерок. Девушка устало опустилась рядом и уселась, обняв поджатые колени руками. Порыскав в пожитках, извлек пару банок тушенки.
- Будешь? – я кивком предложил спутнице одну банку, та отрицательно покачала головой.
- Ну как хочешь, - пробурчал я и принялся прилаживать банку над разгорающимся костром. Жадный огонек осторожно лизнул жестянку консервы и, видимо, распробовав, утроил усилия.
Хорошее это время. Время привала. Особенно, когда есть собеседник. Слова они ведь как лекарство. Вроде и нет в них ничего такого, а произносишь - и становится легче. Светлее на душе становится. И сейчас, практически в конце пути, меня особенно тянуло поговорить. Но в воздухе висело нелепое молчание. Язве было не до меня. Натерпевшись за день, она не сводила отсутствующего взгляда с огня. Да и я не знал с чего начать. В задумчивости я снова сунул руку в рюкзак. На этот раз она вытащила фляжку. С хорошим, настоящим, обжигающим виски. Знакомый резкий запах ударил в нос из-под открытой крышки. Сделал пару больших глотков и прислушался. Жидкость приятно растекалась, согревая все внутри. И уже через несколько секунд по телу бежала приятная опьяняющая волна, заставляющая расслабиться и выкинуть все плохое из головы. Я прикрыл крышку и посмотрел на спутницу, та продолжала в исступлении наблюдать за огнем.
- Выпей, - протянул я ей флягу. – Это не обсуждается. Сама не выпьешь – силой волью.
Девчонка подняла глаза и с обреченным видом взяла предложенную емкость. Не разобрав, что в ней, сделала большой глоток и чуть не поперхнулась.
- Что это? Алкоголь? – хорошенько откашлявшись, спросила Язва.
- Он самый. Еще пей. Или сам волью. Шок надо лечить, - я ухмыльнулся и, морщась, принялся ковырять ножом горячую банку. Вкусно запахло теплой тушенкой. Спутница сделала еще пару глотков и, снова кашлянув, передала флягу назад.
- Ну что? Полегчало? – поинтересовался я, поднося широкое лезвие с розовым парящим мясом на нем ко рту.
- Полегчало, - кивнула девчонка и, принюхалась. – А еще есть?
- Угощайся, сейчас еще подогрею, - я протянул ей банку с ножом. Разговор завязался. – Да ты ближе садись.
А потом мы ели тушенку, запивая отличным виски, и изрядно набрались. Разговаривали ни о чем, смеялись, шутили. Ведь это так просто, не думать о завтрашнем дне, а наслаждаться сегодняшним.
- Филин, а вот ты. Ты знаешь, зачем здесь? – слегка заплетающимся языком неожиданно поинтересовалась спутница.
- Я-то? Слушай, не поверишь, сегодня ровно год, как я здесь. Ну, в Зоне. За это надо выпить! – я приложился к фляге, но на язык упало только несколько капель. – Все, кончился вискарик.
- Нет, ты ответь.
- Денег хочу, - мотнул головой я. – Знаешь, не было у меня в этой жизни ничего. Только кусали меня все и били. Вот и я стал кусаться. А потом понял: будь у меня деньги – все было бы по-другому.
- А я помочь хочу, писателю одному. Ты бы почитал, как он пишет! Талант! Дрожь прямо берет. Только болен он. Врачи говорят – без операции нет шансов. А я верю. Слышишь, Филин? Верю, что словом можно изменить мир. Слово – это кремень, высекающий огонь из наших сердец… - девчонка широко зевнула и пристроилась у меня на плече.
- Язвочка, да брось ты… - я не договорил. Она уже посапывала возле моего уха.
Утро встречало меня яркими солнечными лучами. Именно таким я себе его и представлял. Это утро. Но особой радости на душе не было. Может, от выпитого. А может еще от чего. Девушка сидела неподалеку и, улыбаясь, наблюдала за моим пробуждением.
- Доброе утро, – недовольно пробурчал я. – Собралась уже?
- Давно уже, ну ты и спишь! Точно – Филин! – рассмеялась спутница.
- Не разделяю твоего веселья, - пыхтя, я потер заспанное лицо. Девчонка задорно хихикнула, а я принялся собирать вещи.
До грота было рукой подать, и уже через пять минут мы были на месте. Я в нерешительности остановился у входа. Та, которую я собирался похоронить в этом гроте, стояла рядом и, ничего не подозревая, с интересом заглядывала внутрь. К горлу подступил ком.
- Первой пойдешь… - я постарался произнести эту фразу небрежно, но голос все-таки предательски дрогнул, и я отвел глаза в сторону. Взбалмошная девчонка истолковала эту дрожь по-своему.
- Не волнуйся, я справлюсь, - она одарила меня теплым взглядом и шагнула внутрь.
- Стой! – неожиданно вырвалось у меня. Она обернулась. – Фонарик возьми. Там темно.
Я протянул ей заранее приготовленный прибор, получив взамен кокетливую улыбку. Мы начали спуск.
Семьдесят шагов до ловушки, которую она должна разрядить. Уже шестьдесят девять, и ее не станет. А у меня будет ровно минута, чтобы пробежать семь шагов до артефакта и вернуться назад, пока аномалия снова взведется.
Шестьдесят пять…
В лицо пахнуло сыростью, отмычка включила фонарик и осветила сырые каменные стены грота, уходящего куда-то вниз под небольшим уклоном.
Шестьдесят…
На душе заскребли кошки. Впервые за много лет мне стало кого-то по-настоящему жалко. Черт побери! Я здесь только год, а уже научился идти по головам, не оборачиваясь на загубленные жизни. Сколько ты их похоронил, Филин? Помнишь?
Пятьдесят два…
И что за имя у тебя теперь такое! Ведь был когда-то Артемка Филимонов. Озорник и проказник. Когда он стал расчетливым хладнокровным Филином?
Сорок шесть…
Мир тебя изменил? Да, он не дал тебе тепла и любви, которое получали остальные. Он не дал тебе шанса. Он был особенно жесток с тобой, но именно ты позволил этой жестокости отпечататься у тебя в сердце!
Тридцать семь…
Я с неимоверной тоской посмотрел на хрупкую фигурку, вышагивающую впереди. Что-то внутри меня рвалось наружу. Оно хотело кричать и протестовать, но не находило выхода. Я до боли, до судороги, стиснул зубы.
Двадцать четыре…
Слова это кремень? Но что же особенного ты мне сказала? Писатель… Какой-то смертельно больной писатель.
Семнадцать…
Ах да! Ты хотела помочь ему. А кому помог ты, Филин? Всю жизнь только и делал, что боролся за существование. Да, ты не видел справедливости, и не встречал понимания. Но что ты станешь делать, когда ее расплющит, размажет по стенкам, а ты заберешь заветный «компас»? Что он укажет тебе? Путь к счастью? Разве ты умеешь это, быть счастливым?
Девять…
Продашь ты его у первого торгаша, пусть и за огромную сумму денег. А что дальше? Уйдешь, построишь собственный мирок под названием счастье? Разве сможешь ты быть счастливым теперь? Тебе не дали шанса быть счастливым, так дай его кому-нибудь сам. Дай его ей! Ведь слово это кремень! И может этот писатель напишет такие строки, прочитав которые в сердцах многих зажжется искра. Искра того, что горит сейчас во мне. Того, делает чище, того, что высекла во мне она, того что долго таилось внутри, того, ради чего люди способны отдать жизнь!
- СТОЙ!!!
Эхо гулко разносило мой крик. Девушка остановилась и, обернувшись, удивленно смотрела на меня.
- Стой, - я подбежал к ней. – Ничего не говори. Только слушай и обещай выполнить. Я пойду вперед, что бы ни случилось, делай, как я скажу. У тебя будет ровно минута, когда я пройду. Видишь бледно-голубой светящийся шар впереди? Забираешь его и уходишь. Автомат, патроны и припасы в рюкзаке. Стены аномалий не бойся, артефакт выведет. Не знаю как, но уверен - у тебя получится. Продашь его торговцу. Деньги не малые. И пулей из Зоны, усекла?
Девчонка не ответила. Я скинул рюкзак на землю. Не знаю, догадывалась ли она, что произойдет через несколько секунд, но глаза ее влажно заблестели, а по щеке скатилась слеза. Ну что, Артем, ты готов? Я повернулся, и уже хотел было сделать шаг к ловушке, но остановился.
- И вот еще что, писателю передай: пусть пишет. Ведь слово это кремень? – не дожидаясь ответа, я сделал нулевой шаг.

***

Вечерний бар шумел голосами. Кто за кружкой пива, кто за бутылочкой водки, сталкеры обсуждали последние новости, отдыхая после тяжелого дня.
- Слышал, Филин спекся? Аномалией по стене размазало?
- Угу, люди говорят: так себе мужик был. Скользкий. Ну и земля ему пухом. А про девчонку слыхал?
- Не-а. Что еще за девчонка?
- Да поговаривают, объявилась на днях одна. Изодранная вся, сталь в глазах. Язвой назвалась. Представляешь, говорят, что «компас» торгашу на прилавок вывалила! Деляга аж присел, бедняк. Всю кассу выгреб, да еще в закрома бегать пришлось!
- А она что?
- Так что она, бабки в мешок и дверью хлопнула. Говорят, ушла она. Совсем ушла…

Ssweta
Прочитал "Нулевой шаг" . Удивлён, всколыхнуло сентиментальность. Не каждый, не в бою, пожертвует собой за ради жизни другого. Интересная и многогранная тема.
Туристу - привет, успехов и пусть пишет ещё. Не всё будет удачным, но не ошибается тот, кто ничего не делает.

Ssweta "Нулевой шаг" читал не отрываясь. Как очень немногие книги серии "Сталкер". Автору- спасибо и успехов на литературном поприще. У него есть этот талант .

[BoBSoN]

Прочитал, впечатление - двоякое... Автор здорово пишет - описание погоды, окружающей обстановки, аномалий - выше всяких похвал! Напряжение по мере чтения растёт, сюжет закручен, очень жалко девочку - ведь понятно что её ждёт и вдруг - бац! ГГ, прожённый сталкер, волчара с большой буквы - оказывается, даже не знаю как это выразить... Суицид во имя спасения, даже не девочки (это бы я понял - отказатся от арта и спасти ей жизнь) - а какого-то не знакомого ему человека, которого может и на свете-то нет (может это тупой развод и девочка - та ещё штучка!)... "ЛошАра" какой-то... Всё это напомнило советский кинематограф - без спецэффектов, только актёрская игра и удачные планы. "Редиска" умирает в жутких корчах с противным поросячим визгом, герой - пять минут, стоит как скала, говорит речь, плюёт во врага, на прощанье произносит: МАМА... Крупный план - лицо матери на сенокосе, внезапно хватающейся за сердце - почувствовала, что с сыном случилось что-то страшное! Зрители рыдают, особо чувствительные судорожно глотают валидол...
Аномалию по-другому разрядить никак нельзя было? Загнать туда подстреленного пса, например? Ушли из Зоны, женился на девочке, спасли писателя, читают его книжки детям - конечно, это ещё более "сопливый" финал, но зато ГГ - выглядит как мужик с башкой, а не как идиот...
P.S. Хочу чтобы поняли меня правильно - мне всё (кроме этого момента) понравилось и даже очень!

BоBSоN Да, камрад, если каждую книжку эдак по полочкам раскладывать и выискивать "косяки", то скоро попросту вместо чтения только этим "поиском" и будешь заниматься . Я вот книги просто читаю, или не читаю после первых нескольких страниц. Как начнёшь читать в книжной серии "Сталкер" про эдаких прожжённых сталкеров, кладущих врагов и мутантов налево-направо, а аномалии использующих для быстрого перемещения... Через несколько минут такого бреда просто закрываешь книгу и всё. А ещё нескольким тысячам людей она вероятно жутко нравится... Я, кстати, больше чем уверен, что когда разрешат обсуждение рассказов конкурса, начнутся рецензии типа: да такого быть не может, а вот это совсем нелогично. Типа люди годы провели в аномальной ЗОНЕ, а тут кто-то смеет видеть всё по-своему .

[BoBSoN]

T 1000, Да по каким полочкам? Мне не понравилось "не естественное жертвоприношение" ГГ, в ситуации в которой его (суицида) можно было избежать - разве я не могу выразить своё мнение? Автор прекрасно вёл сюжет, замечательно владеет словом - и под конец такой - облом! Какой писатель, какое слово - кремень? Первая моя ассоциция (вот ни грамма не вру!) - писатель лидер секты, "новый миссия", запарил девчонке мозг - та продав квартиру, машину, отдав все сбережения, ломанулась в Зону - спасать "учителя"! Под это дело, до кучи, "зомбировался" несчастный Филин...

[костя-семен]

BоBSоN , может и были другие варианты. Только сам Филин их не видел, видеть не хотел.
"А что дальше? Уйдешь, построишь собственный мирок под названием счастье? Разве сможешь ты быть счастливым теперь? Тебе не дали шанса быть счастливым, так дай его кому-нибудь сам."
А чуть выше вот это: " Я здесь только год, а уже научился идти по головам, не оборачиваясь на загубленные жизни. Сколько ты их похоронил, Филин? Помнишь?"
Раскаяние - самое плохое, что может с человеком случиться. Тут уже не убежишь, не спрячешься.
И лекарство от раскаяния известно - ищи искупление. Может так оно с Филином и вышло?