Как долбили колонну, Вадька не помнил. Первый же заряд, выпущенный из мухи, угодил в головной БТР. Всех сидящих на броне снесло взрывной волной. Очнулся парень уже в кювете, без оружия, и почему-то без правого сапога. Прямо над ним нависала горящая туша бронетранспортера, исторгая из своих недр облака черного дыма и запах горящей плоти. Стояла оглушительная тишина.
Солдат приподнялся, шаря вокруг руками и пытаясь понять, где он находится. Правую сторону лица саднило, и когда Вадька попытался дотронуться до щеки, в голове словно взбесился безумный заяц. Ушастый монстр принялся метаться внутри черепной коробки, молотя лапами по вискам, по челюсти и особенно больно ударяя в темя. Вадим застонал, обессилено откидываясь на спину. Двигаться совершенно не хотелось. И, тем не менее, боец нашел в себе силы снова сесть и ощупать себя. Кости вроде были целы. По крайней мере, ноги-руки шевелились нормально. Тут-то он и обнаружил отсутствие автомата и, частично, обуви.
Недоуменно оглядываясь в поисках пропажи, Вадька наткнулся взглядом на одетого в импортный камуфляж бородача, которой неторопливо шел вдоль дороги, периодически стреляя одиночными куда-то себе под ноги. Больше всего солдата поразило то, что, несмотря на отлетающие в сторону блестящие гильзы и проблески пламени на срезе пламегасителя, все это происходило в тишине. Нет, не в полной в тишине, а под «молотильный» аккомпанемент все того же безумного представителя семейства грызунов, который, похоже, основательно поселился в его многострадальной голове. Пораженный таким несоответствием, Вадька даже и не подумал попытаться спрятаться, отползти, попытаться укрыться от взгляда бородача.
Результат такой неосмотрительности не замедлил сказаться на дальнейшем развитии событий. Дух, а это был именно он, заметил ошарашено разглядывающего его солдата Федеральных войск, и тут же вскинул автомат. Его черные, маслянистые глаза скользнули по Вадиму, быстро обежали вокруг в поисках оружия, и остановились на лице. Тонкие губы, обрамленные курчавой, аккуратной бородкой, раскрылись, и дух что-то произнес. Вадька смотрел на его шевелящийся рот, переводил глаза на черный зрачок ствола и не слышал ни звука. Бородач нахмурился, и теперь уже явно что-то крикнул раздраженно. Солдат, превозмогая боль в голове, отрицательно качнул ею из стороны в сторону и ткнул пальцем себя в ухо.
Угодив во что-то липкое, он недоуменно поднес ладонь к лицу. Грязные пальцы с обкусанными ногтями были покрыты густой, почти черной кровью. Забыв обо всё ещё разглядывающем его бородаче, Вадька снова осторожно потрогал ухо. Вся правая сторона головы превратилась в одну сплошную рану. Парень растерялся.
Из состоянии «грогги» его вывел грубый толчок в грудь. Неслышно подошедший бородач опрокинул его на спину. Тяжелый сапог на толстой резиновой подошве надавил на грудину, выдавливая из легких воздух. Ствол автомата, понтово удерживаемого одной рукой, практически уперся в переносицу. Дух опять что-то рявкнул, глядя прямо в глаза солдата.
- Я не слышу, - выдохнул Вадька. – Я ничего не слышу….
Бородач замер, внимательно разглядывая пленного. Жесткий, горячий металл скользнул по лицу и, надавив, заставил парня повернуть голову налево. Ткнулся в щеку. Вадька не выдержал и закричал от нахлынувшей резкой боли. Дух захохотал и, ткнув стволом в бок, жестами показал, чтобы пленный перевернулся на живот. Корчась от боли, Вадька подчинился. Жесткая веревка обхватила запястья.
Его, и ещё четверых пленных долго везли по разбитой дороге. Всем нацепили грязные мешки на головы, поэтому об окружающей природе, а тем паче о направлении, они могли только догадываться. Тряпки с них сорвали, уже выкинув как тюки с картошкой из кузова Урала. Яркий свет резанул по глазам. Небольшой аул с аккуратными домиками, зелень, виноградные гроздья, свешивающиеся через каменный дувал. И, с десяток духов, среди которых выделялся один, одетый в новенький камуфляж, с ухоженной черной бородкой. Широкая грудь туго перетянута портупеей, темные глаза с прищуром разглядывают топчущихся пленников. Сразу чувствуется, кто здесь хозяин.
Поочередно рассмотрев каждого, «козырный дух» отдал короткую команду, ткнув пальцем в лейтенанта с висящей на перевязи рукой. Бинты были намотаны криво, явно на скорую руку. Они давно уже пропитались кровью настолько, что первоначальный белый цвет отсутствовал напрочь. На остальных же просто махнул рукой.
Двое бандитов, в том числе и тот, что пленил Вадьку, стволами автоматов погнали четверку солдат вдоль по улице. Их загнали во двор одного из домов и, практически пинками, заставили спуститься в подвал. Посреди сухого, но темного помещения лежал большой, деревянные щит, прижатый сверху треснувшей наковальней.
Духи что-то говорили, Вадька не слышал. Но, недвусмысленные жесты позволили ему понять, что от них требуют. Совместными усилиями пленники оттащили в сторону наковальню и сдвинули щит. Из сырой и темной дыры пахнуло мочой и потом. Были ещё какие-то запахи, но у Вадьки закружилась голова и парень тяжело осел на землю, теряя сознание. Так, в бесчувственном состоянии, его и спихнули в зиндан.
Сколько провалялся в беспамятстве, определить потом так и не смог. Минуту? Час? Три? Вечность? Полнейшая темнота исключала всякую попытку определить время. Вдобавок, полнейшая глухота действовала на парня совершенно угнетающе. Так он и просидел не двигаясь, в темноте и тишине, до того момента, как щит сдвинулся в сторону и ослепительный свет осветил яму. Все четверо пленных находились здесь же. Кто сидел у стены, кто лежал, но все как по команде заслонили глаза ладонями. Круг света пару раз моргнул, и вниз свалилась тяжелая лестница, больно ткнувшись в бедро лежащего рядом солдата. Тот страдальчески сморщился, Вадьке показалось, что застонал, и отстранился.
Судя по всему, сверху последовала команда - вылезать, так как пленники поднялись и по очереди принялись карабкаться к свету. Вадька вылез последним. На улице был уже день. Судя по голодным спазмам в желудке – завтрашний день. Или уже сегодняшний? Вадька запутался. Топчущиеся вокруг духи скалились и откровенно потешались над оборванными и окровавленными федералами. Потом один из них мотнул головой куда-то в сторону и довольно заржал. Вадька невольно проследил его взгляд. В следующую секунду, парень согнулся у стены, выворачивая себе под ноги, казалось бы, пустой желудок. Едкая желчь сама собой заполнила рот и нос. С трудом отплевавшись, Вадька выпрямился и, стараясь не смотреть на то, что осталось от лейтенанта, часто-часто задышал.
Подскочивший к нему молодой «душок» что-то выкрикнул, ткнув стволом в плечо. Вадька мотнул головой, опуская глаза.
- Я не слышу….
«Душок» что-то закричал, с силой отталкивая от себя солдата и нарочито дергая затвором. Вадька не устоял на ногах и свалился, приложившись спиной о стену. Яркое, кристально-голубое небо мелькнуло перед глазами. А потом донесся отдаленный грохот, и на лицо посыпалась глиняная крошка и пыль. Опустив глаза, парень увидел в паре метров от себя курящийся дымком пламегаситель, и пленившего его бородача, что-то выговаривающего «душку». Молодой сплюнул, стараясь попасть в лежащего солдата и, резко развернувшись, пошел прочь.
Уже ставший почти родным бородач, заставил его и ещё одного солдата натянуть на головы мешки. Потом их запихали в «собачник» уазика и куда-то повезли.
Слух к нему так практически и не вернулся. Только если очень громко крикнуть в левое ухо, или выстрелить рядом, тогда Вадька что-то слышал.
Уже три недели, он и Антоха – второй солдат из его батальона, пребывали в рабстве у отца Шамиля Турзаева, одного из полевых командиров. По приезду их сразу заковали в тяжелые ножные кандалы, казалось бы, украденные из какого-то музея, если бы не явная новизна ковки. Ночевали они в зиндане, накрытом сверху железной решеткой, а днем занимались грязной работой. Причем, если на Антоху ложилась ответственность по уходу за бараньим стадом, то глухому Вадьке достались чистка сортира, уборка двора, вынос помоев. Семья Турзаевых была не то чтобы очень зажиточной, но вполне обеспеченной по горским законам.
Глава семейства – Руслан Турзаев, был крепким и жилистым стариком, который хоть и пользовался клюкой, но исключительно с целью поучения нерасторопных рабов. Всего, вместе со стариком, в маленьком ауле жили три женщины – скрюченная ревматизмом жена Руслана, молодая беременная Инга, супруга Шамиля, и их дочь Талия. И двое пацанят – шесть и двенадцать лет.
Все эти имена и межродственные отношения Вадька узнал от Антона. Тот, опасаясь криками привлечь не нужное внимание со стороны Руслана, писал ему в пыли грязным пальцем. Так же он передавал глухому товарищу по несчастью и приказы хозяев.
Кормили пленных тем, что оставалось от собак, буквально допуская к мискам только после того, как пара «кавказцев» сыто отваливалась в сторону. Надо заметить, что кобели были зажравшиеся и оставляли довольно много. Обычно старший сын Шамиля запирал ненадолго псов в загоне, и звал пленников есть. При этом мальчишка каждый раз смеялся и издевательски что-то кричал. Разобрать его акцент из-за глухоты Вадька не мог, но примерно представлял, что может кричать им маленький «душманчик». Вряд ли он желал пленным приятного аппетита.
В редкие минуты отдыха парни пытались строить какие-то планы о побеге, но тяжелые кандалы и совершенное непредставление о том, где же именно они находятся, сводила все их мечты на нет. По горам, с пятикилограммовыми железяками на босых ногах, они бы не ушли далеко.
Беда пришла неожиданно. Во время одного из «кормлений» овчарки сумели открыть видимо неплотно закрытую дверь загона и выскочили во двор как раз в тот момент, когда пленники «чистили» их миски. Прощать такого святотатства собаки конечно не стали и с рычанием набросились на парней. Вадьке повезло. Он каким-то чудом, не иначе как обретя крылья, умудрился перемахнуть через высокий дувал, тяжело громыхнув кандалами об утоптанную до крепости асфальта дорогу. А вот Антону пришлось встретиться с псами лицом к лицу. На крики и рычание из дому выскочил Руслан.
Пока Вадька пришел в себя, пока осторожно доковылял до калитки, пока зашел внутрь двора, все уже кончилось. Псов с окровавленными мордами увели обратно в загон, а Антон, с порванными сухожилиями, разодранными грудью и горлом, корчился в пыли, среди разбросанных объедков. Руслан некоторое время смотрел на умирающего, потом просто вытащил из поясной кобуры ПМ и точным выстрелом оборвал его мучения. Развернувшись, он наткнулся глазами на второго пленника. Несколько секунд разглядывал его равнодушным взглядом, а потом вынес из сарая лопату и указал на труп.
Старик что-то говорил, но Вадька не слышал. Хотя, и так всё было понятно – закопать….
Так как труп полагалось похоронить как можно дальше от аула, то по такому случаю с Вадьки сняли кандалы и даже выдали старые, драные резиновые сапоги. Взвалив завернутое в тряпки тело бывшего сослуживца на плечи, и зажав под мышкой лопату, Вадька побрел к выходу из аула. Следом за ним шел старший сын Шамиля, умело сжимая в руках АКСУ.
С рытьем могилы в каменистой почве, парень провозился почти до самого вечера. Когда все было закончено, и они вернулись обратно в аул, Вадька уже еле волочил ноги от усталости. Будь на них кандалы, он просто бы не смог сдвинуться с места. «Душманчик» завел его во двор, ткнув стволом в спину, указал на низенькую скамейку у ворот. А сам пошел в дом, видимо доложить деду о выполненном задании. Через пару минут из дома вышел Руслан, мельком глянул на бессильно откинувшегося на стену пленника, и двинулся в сторону кузни, куда он заботливо убрал кандалы, как Вадькины, так и Антохины, рачительно сняв их с ног мертвеца.
Вадька сидел, смотрел на потемневшее небо и невольно глотал слюну. Из дома доносились такие соблазнительные ароматы жареной курицы и печеной картошки, что у парня просто начала кружиться голова. Ведь толком поесть утром он так и не успел. Вернулся Руслан. Бросил на землю цепи. Потом, спохватившись, что забыл инструменты и заклепки, опять скрылся в кузнице. Вставший было Вадька, невольно втянул носом воздух и сам не понял, как оказался на пороге дома. Приоткрытая дверь вела прямо на кухню, где на столе стоял ещё горячий противень, истекая соблазнительными запахами. Жирная, сочащаяся соком и покрытая хрустящей корочкой курица, лежала поверх нарезанной кружками картошки и буквально манила к себе солдата. Совершенно потеряв голову, Вадька сделал пару неуверенных шагов и, в следующую секунду, урча впился зубами в оторванный от тушки окорочок.
Давясь и икая, он буквально «слизнул» нежное мясо с костей, и ухватился за вторую ножку. В этот момент его глаза наткнулись на побледневшее и растерянное лицо двенадцатилетнего мальчишки, стоящего прямо перед ним. Черные «отцовские» глаза буквально выкатывались из орбит от наглости бесстыжего раба, пожирающего хозяйский ужин. Вадька невольно опустил взгляд на «ампутированную» тушку и ту заметил лежащий рядом АКСУ. Рука сама легла на цевье, крепко сжала, чтоб оружие не выпало из скользкой ладони, вторая же привычным жестом рванула затвор. «Калаш» даже не стоял на предохранителе. Корявый, толстый раструб пламегасителя уперся прямо в приоткрытый рот «душманчика», обрывая зарождающийся было крик. Проследив взглядом за наполнившимися слезами глазами, Вадька увидел замершего в дверях Руслана, из рук которого как раз выпадали молоток и алюминиевые заклепки.
Из аула они вышли уже в темноте. Так и пробирались потом по узким горным тропам – впереди старик, а за ним Вадим, упирающий ствол автомата в затылок мальчишке. Шли всю ночь. Откуда только силы взялись в, казалось бы, изможденном теле. Но. Вадька шел к свободе. Шел к жизни.
Уже всходило солнце, когда Руслан остановился и указал рукой вперед, в сторону небольшого села. Бывший пленник остановился, внимательно вглядываясь в освещаемые первыми лучами крыши домов.
Что? – Повернулся он к старику. Тот что-то произнес, указывая в центр далекого селения. Вадька присмотрелся. И глаза его невольно увлажнились. На улице, радом с железным забором, замерла зеленая коробка БТРа. А над ним, чуть шевелящееся от легкого ветра, торчало длинное древко с алым флагом. Фирменный знак СОБРа. Парень вздохнул.
Старик опять что-то произнес, указывая рукой на селение, а другую кладя на плечо замершего рядом мальчишки. Вадька дернул пацана в сторону, наводя на Руслана ствол АКСУ. Старик шагнул вперед, загораживая собой внука и что-то горячо втолковывая глухому солдату.
Вадька смотрел на шевелящиеся в седой бороде губы Руслана и вспоминал дымящийся остов БТРа, разбросанные вокруг тела. Вспоминал слепые, кровоточащие глаза лейтенанта и его распоротый живот. Вспоминал тяжелые кандалы и собачьи миски. Вспоминал хрипящего в окровавленной пыли Антоху и скучные глаза Руслана после рокового выстрела. Вспоминал глухие удары лопаты о каменистую землю. Вспоминал….
- Я не слышу, - тихо произнес он, утапливая спуск.
Короткая очередь в три патрона, выпущенная почти в упор, отшвырнула старика в сторону. Мальчишка забился в беззвучном крике, размазывая по щекам слезы и пытаясь отползти подальше от безумных глаз русского солдата.
- Я не слышу…, - прошептал Вадька, поводя стволом.